– Ты раньше сопли утри, а потом уж командовать будешь. Валерий Михайлович ничем командовать не мог, ибо не имел никакого понятия ни о населении заимки, ни об окрестностях, ни об озере. Для него было очевидно только одно – Медведев протянул свою руку и сюда. Где-то, вероятно, на середине озера, раздался гулкий всплеск, потом нечто вроде тяжкого удара, и потом замолкло всё. Обитатели заимки рассеялись за какими-то прикрытиями. Кто-то из темноты закричал:
– От света уходите, по свету стрелять будут!
Это было довольно очевидным. Но куда уйти? Дарья Андреевна потащила Валерия Михайловича куда-то за рукав. Из освещённой светом смоляной бочки двери соседнего дома вышел отец Паисий. К искреннему удивлению Валерия Михайловича тоже с винтовкой в руках. Почти бессознательно Валерий Михайлович как-то усмехнулся: молитва – молитвой, а и с винтовкой не плошай. И снова сразу же поймал себя на абсурде: разве меч всегда противоречен кресту? И разве Пересвет и Ослябя были насильниками?
Валерий Михайлович очутился за прикрытием какой-то стенки, которая оказалась каменной. В стенке было что-то вроде бойницы, обращённой к озеру.
– Вот тут безопасно, – сказала Дарья Андреевна понимающим тоном. – Этого не прострелят, я тоже за винтовкой сбегаю.
Дарья Андреевна исчезла. Казалось, над озером воцарилась полная тишина, гул вьюги был только звуковым фоном, и на этом фоне не было слышно ничего. Вернулась Дарья Андреевна, действительно, с винтовкой, и было видно, что для неё это далеко не первый раз. Да, заимка может оказаться довольно крепким орешком даже и для Медведева с его командами. Валерий Михайлович просунул свою винтовку в бойницу и весь ушёл в слух. Но кто-то что-то уже кричал с берега, что именно разобрать за гулом вьюги не было возможности. Однако тон криков не был тревожным. И вдруг до Валерия Михайловича донёсся неясный рык голоса, который во всём мире мог принадлежать только одному человеку, и этим человеком мог быть только Еремей Павлович Дубин. Дарья Андреевна бросила винтовку.
– Господи, Боже мой, помилуй и помоги! Пресвятая Заступница, Матерь Божия, помилуй и помоги! Это он, как Бог Свят, это он. – Дарья Андреевна крестилась, молилась и, видимо, не верила своим ушам.
Валерий Михайлович поднялся. У самого берега группа мужиков пыталась спустить на воду лодку, которая стояла на берегу и, видимо, примёрзла к земле. Из тьмы озера снова донёсся рык. На этот раз не было никаких сомнений, это был Еремей.
– Сами доплывём, – рычал он, – здорово, ребята, жив и цел!
Валерий Михайлович достал свой фонарь. Яркая полоса света прорезала вьюгу и тьму. Шагах в пятидесяти от берега, ломая своими медвежьими руками ещё тонкий прибережный лёд, проламывался к берегу Еремей Павлович. Было еще плохо видно, но как будто бы на его плече что-то виднелось, не то мешок, не то человеческое тело. Лодку, наконец, сдвинули с места, но это было уже поздно, Еремей стоял уже по грудь в воде или во льду и проламывался дальше. На его плече висело, действительно, какое-то человеческое тело. Дарья Андреевна бросилась на лёд, он под ней проломался, она бежала дальше, ломая ледяную корку, и через несколько минут на берегу появился Еремей Павлович совершенно живым и, по-видимому, невредимым, на шее его повисла Дарья Андреевна, которая рыдала, уже не стесняясь никого, на одном плече у него висела винтовка, на другом бессильно повисло какое-то человеческое тело.
Еремей Павлович победоносно высадился на берег, осторожно снял с себя Дарью Андреевну и так же осторожно положил на землю чьё-то бесчувственное тело. Федя и Дунька, плотно обнявшись, плакали тут же в сторонке. Потапыч стоял недоумённым столбом.
– Ну, как вы? Все целы? – загремел опять Еремеевский голос. – А баня, Дунька, готова? Эх, сейчас бы попариться, было бы дело! А это неизвестный мне человек, а, вот, меня выручил. Здравствуйте, Валерий Михайлович, но только я на ваших самолётах больше не ездок, я вам не ворона, чтобы летать. Качает и мутит, я вам не ворона…
Дунька, оторвавшись от Феди, тоже бросилась на отцовскую шею:
– Господи, Боже мой, Владыка Милостивый, цел ты вернулся и то слава Тебе, Господи!
– Какое там цел, видишь, какую шишку набил… Да и руки, видишь, в кольцах. У этого человека тоже. Ты там, Федя, принеси напильник…
На левой стороне Еремеевского лба, действительно, красовалась довольно основательная шишка.