Две силы

– Вот, посмотрите, не успел отвернуться, как коты. Посуду перебили на полставки. Если теперь списывать в расход, так, кто свидетель котам? А отвечать мне, полставки вычтут. Где, я вас спрашиваю, социальная справедливость? А? Где?

– Г-м, – сказал товарищ Иванов.

– Тарелки перебиты, стопочки перебиты, кусок мяса спёрли, а кто отвечает? Я отвечаю. И за кого? За котов. Где, я вас спрашиваю, социальная справедливость? И откуда я новые тарелки достану? А?

– Давайте ещё по паре килек, – ответил дипломатически товарищ Иванов. Вечер для размышления был всё равно потерян, может быть, вместо этого вечера, товарищу Иванову удастся узнать что-то о забастовках?

Однако, заведующий кильки съел, стакан выпил, но о забастовках предпочёл говорить в совершенно отвлечённой форме:

– Да, вот, рабочие или там пожарники, личности мне неизвестные, мало ли кто заходит, ну, разговоры всякие. Большое, я вам скажу, возбуждение… А котов этих развелось – пропасть. И все голодные, только и норовят, что бы где стянуть, вот, ещё и вождя разбили.

– Какого вождя?

– Здесь на стенке висел. Кто-то с пьяных глаз пивной бутылкой запустил. Я сам не видел, в кухне был, тут не разорвёшься. Прихожу, смотрю, рама разбита, кусок стекла выбит. Ну, я этого вождя в кухню поставил. На шкаф. А теперь коты. И стекло вдребезги, и сам вождь вымазан.

– Какой вождь?

– Ну, этого я не знаю, висел себе и висел. А теперь кому отвечать? Опять же мне. И из-за кого? Из-за котов. Я вас спрашиваю, где тут социальная справедливость?

На вопрос о социальной справедливости, в особенности в применении её к котам и разбитому вождю, товарищ Иванов никакого ответа дать не мог. Но он понимал, что не получил никакого ответа и на вопрос о забастовке.

– Так сколько с меня полагается за ваши уступки? – спросил он.

Заведующий жуликовато и искоса посмотрел на деревянное лицо товарища Иванова, потом на потолок и назвал, более или менее, подходящую сумму. Товарищ Иванов расплатился, запихал в свой портфель остатки своей закуски и пожалел только о том, что открытую коробку килек взять не удастся, соус выльется весь.

– А эти кильки, товарищ заведующий, я вам уж оставлю на память.

– Премного благодарен, это, можно сказать, такой деликатес. Может быть, в Москве и можно достать, а здесь, в глуши, так сказать, во глубине сибирских руд…

Товарищ Иванов дальше слушать не стал. Распрощавшись с заведующим, он вышел на улицу. Выпить, и то по-человечьи негде! Хорошо это было на охоте: пойдёшь в лес, выпьешь, отоспишься и кончено. Теперь предстояла встреча с его ведомственной женой, чесалась оставшаяся в портфеле выпивка и закуска. Широкие улицы Неёлова были пустынны, темны и грязны. Дверь товарищу Иванову открыла его жена. Потянув воздух своим востреньким носом, она спросила чисто деловым тоном:

– Опять нализался?

– Пошла к чёртовой матери, – сказал товарищ Иванов тем же тоном. – Видишь, совсем с ног сбился. Пошла к чертям спать.

Ведомственная супруга, видимо, встала с кровати, чтобы открыть дверь, и в одной ночной рубашке долго выдержать в передней не могла. Товарищ Иванов намеренно долго стал стаскивать с себя сапоги и отскребывать налипшую на них грязь, влез в туфли и стал стаскивать мундир. Супруга, поёжившись от холода, спросила:

– Ну, что нового?

– Завтра сама узнаешь то, что полагается узнать. Пошла к чертям!

Супруга кинула косвенный взгляд на неопределённые контуры портфеля и решила в дальнейшие нежности не пускаться. Когда она ушла, товарищ Иванов разгрузил свой портфель, порылся в кухонном шкафчике, где обнаружил два солёных огурца и кусок холодной дичины, уселся за стол и стал размышлять. Это занятие было, однако, прервано довольно неожиданным для товарища Иванова образом – он как-то незаметно для самого себя положил голову на стол и заснул сразу.

Ведомственная супруга, услышав сдержанный храп товарища Иванова, просунула в кухню свой востренький носик. Потоптавшись немного у двери, она пошла в переднюю, надела пальто, в квартире было довольно холодно, вернулась в кухню, присела за стол, допила водку и доела закуску. У неё на языке вертелся целый ряд тонких и дипломатических вопросов, но задать их было некому. Товарищ Иванов спал, как убитый.

Высадив из машины товарища Иванова, бывший Степаныч поехал куда-то дальше, избегая центральных улиц города и рискуя сломать машину на ухабах окраины.

После окраинных улиц пошли какие то просёлки, очень скупо освещённые светом тусклой луны, нырявшей за тяжёлые осенние тучи. Потом машина выехала на что-то вроде шоссе, потом свернула на какую- то лесную тропинку, и тут бывший Степаныч обратился к Ваньке и Ваське с чем-то вроде речи, содержание которой сводилось к следующему: