Стёпка медленными шагами обошёл всю стоянку, тщательно всматриваясь в каждый её квадратный сантиметр. Потом нагнулся над осиротевшим ложем таинственного русского, курившего в тайге сигару. Потом стал на колени перед этим ложем и начал снимать с него ветку за веткой. Всё это заняло около получаса. Отец Пётр сидел в это время на земле, обхватив руками поджатые к груди колени, и о чём-то глубоко задумавшись. Закончив свой осмотр, Стёпка подошёл к отцу Петру.
– Дело тут тёмное, отец Пётр. Этот русский всю ночь курил, видите, сколько окурков. – На Стёпкиной ладони белело около дюжины до половины докуренных папирос.
– Покажи сюда, – сказал отец Пётр. – Хорошие папиросы, дорогие, и докурены только до половины, к широкой жизни привык человек.
– Это мне неизвестно, – сказал Стёпка. – А только от веток этих и до сих пор водкой несёт. Водкой – не водкой, а несёт. Значит, было выпито, – Стёпка при этом слегка покосился на отца Петра. – Ружья у русского нету. А пистолет, должно быть, есть, под головой лежал, по веткам видно. Не таёжный он, этот русский, городской. Тыкал, дурак, окурки на хвою. Этак можно и живьём сгореть, особенно, ежели напимшись. А китайцы-то за ним, как за барином, ухаживали, одеялом, должно быть, накрывали, болен человек, что ли?
– Если бы был болен, то не курил бы целую ночь…
– И то правда.
Отец Пётр поднялся на ноги.
– Не нравится мне, Стёпка, вся эта история. Думаю, это какой-то советский дядя, из крупных дядей. А что ему тут делать? Заграницу бежать? Тоже может быть, хотя для этого есть пути покороче.
– Ну, и чёрт с ним, пусть бежит.
– А если за ним погоня?
– Ну, и за нами гонялись… Нужно бы, конечно, вернуться по тропе, так на полдень хода, не идёт ли кто следом?
– Напорешься на отряд и пропадёшь!
– Ну, отец Пётр, в тайге дураков нету, кто же пойдёт навстречу? Я поеду рядом с тропой и посмотрю издали, нет следов, есть следы, какие следы?
Отец Пётр постоял и подумал.
– Нет, так не выйдет. Лучше иначе. Тут тропа делает петлю, а моя пещера в середине петли. Петлю эту пешком и на карачках можно срезать, это вёрст в десятке отсюда. Я тебе покажу. Что ты тут, на стоянке, еще нашёл?
– Ну, ничего. Консервы русский ел, китайцам не дал, те свою чумизу лопали.
– Какие консервы?
– А кто его знает! Там вот две коробки валяются.
– Нужно всё это ещё раз осмотреть.
Отец Пётр со Стёпкой ещё раз обошли и стоянку, и место вокруг неё. В кустах валялись две пустые жестянки. Этикетки гласили: “Осетрина в томате. Моссельпром”.
– Н-да, – сказал отец Пётр, – если человек такие сигары курит и такие консервы ест, значит, шишка. Ну, пошли, Стёпка, дальше, тут и в самом деле ничего больше не видать.
– Только я, отец Пётр, пойду теперь вперёд. Сойот – тот на зверя хорош, в звере он понимает, а насчёт человека, куда ему?
Маленький караван двинулся дальше. Стёпка с отцом Петром шли впереди, сойот вёл коней. Стёпка от времени до времени давал свои комментарии:
– Ну, этот русский не больно ходок. Вот, опять передышку делал, он сидел, китайцы даже и не присели. Ну и ходит по тайге, как по плитуару, шатается… Должно быть, старый человек. Вот тут через лужу перешагнуть бы, а он кругом обошёл. А китаец один зда-аровый, сукин сын, форменный бык. Другой, видимо, мальчонка ещё, суётся, куда не надо… Вот, опять устал и присел, папиросу выкурил, окурка нет, а пепел видно. Может, и папирос-то немного осталось…
Отец Пётр шёл молча, не особенно внимательно вслушиваясь в Стёпкины комментарии. Верстах в десятке от первой стоянки тропа справа прижималась к крутому обрыву горы, а слева вилась над глубоким и глухим распадком, заросшим кустами и подлеском.
– Вот, Стёпка, тут и есть это место. Где по твоему моя пещера?
Стёпка показал рукой.
– Правильно. Так вот, верстах в пяти за ней тропа выходит на луговину, там тропу видно вёрст на пять. А до тропы тоже вёрст пять, только дорога, сам видишь. Не заблудишься?
– Это я-то? В тайге? Это в городе заплутаться можно, а тут всё, как на ладошке.
– Я тебе дам подзорную трубу. Умеешь в неё смотреть?
Стёпка слегка замялся:
– В биноклю, это я ещё могу, насчёт трубы не пробовал.
Отец Пётр вытащил из своего вьюка подзорную трубу.
– Для неё нужно бы треногу – очень большое увеличение, но тренога – вещь тяжёлая. Трубу нужно то ли к дереву прижать, то ли на винтовку упереть, вот так. Теперь смотри.
Когда труба была, более или менее, установлена, Стёпка приник к её окуляру.
– Вот это так здорово! Прямо, как под носом! За сто вёрст видать! Вот, додумались же люди!
Отец Пётр достал из другого вьюка маленький воронёный револьвер на каком-то шнурке. Снял с себя куртку, просунул револьвер в правый её рукав, а конец шнурка с мёртвой петлёй, надел на шею. Потом снова надел куртку и через плечо привесил с правого боку тяжёлый крупнокалиберный пистолет. Стёпка смотрел на все эти операции с ясно выраженным недоумением.
– А этот револьвер-то к чему?
Отец Пётр расправил свои плечи и оправил рукава.
– А это, видишь ли, американская штучка. Человек видит, пистолет у меня в кобуре и на боку. И не беспокоится. А я, вот…