Две силы

Отец Пётр сохранил полную трезвость мысли и ясность оценки положения вещей. Положение вещей сводилось к тому, что если ему, отцу Петру, не удастся убить или, по крайней мере, искалечить генерала Буланина, то на этот раз последний пристрелит его без всяких дальнейших переговоров, разговоров и прочих околичностей. Отец Пётр, сохраняя на своем лице всё то же спокойное, научно-объективное выражение, стал, по мере своих сил, стремительно переползать поближе к генералу Буланину, пока тот не пришёл ещё в себя. Отец Пётр то перекатывался по своей вертикальной линии, то строил борцовские мосты, упираясь в землю затылком и пятками, помогая связанными за спиной руками и проявляя по-прежнему истинно акробатическую подвижность. Пока генерал Буланин успел кое-как промыть свои глаза, отец Пётр уже оказался в его ближайшем тылу, однако, ещё вне пределов дальнобойности своих подошв. Генерал Буланин сквозь воду и пепел, застилавшие его обожжёные глаза, туманно увидел, что какая-то фигура скрючилась шагах в двух-трёх от него. Генерал Буланин отпрыгнул в сторону, теряя этим самым живую связь со спасительной баклагой, а также и с бушлатом, который продолжал тлеть и в карманах которого, как только сейчас сообразил генерал Буланин, было и всё его оружие, и все его деньги, деньги, переложенные из кармана и сумки отца Петра. Отец Пётр гигантским усилием ног и позвоночника как-то ухитрился перепрыгнуть эти два шага и хватил генерала Буланина по ногам сбоку. Генерал Буланин снова свалился на землю, но на этот раз уже не в костёр. Перевернувшись на четвереньках, он на тех же четвереньках отбежал ещё дальше и встал на ноги. Глаза по-прежнему работали плохо, боль от ожогов по-прежнему путала мысли, отец Пётр по-прежнему извивался на земле, и его страшные, подбитые тяжёлыми подковами и гвоздями, подошвы снова угрожающе торчали перед генералом Буланиным, правда, на не очень близкой дистанции. Так и шла борьба между двумя людьми, из коих один был почти неподвижен, другой почти слеп. Один действовал с расчётом шахматиста, другой почти обезумел от ожогов, боли, неожиданности и полуслепоты.

Отец Пётр, однако, понимал, что, по существу, почти все шансы на стороне генерала Буланина. Был неудачен первый же удар, он ничего генералу Буланину не переломал. И отец Пётр с каждой секундой терял оставшиеся шансы на победу, следовательно, и на жизнь. Как ни был ошарашен и ослеплён генерал Буланин, он мог полностью распоряжаться всеми четырьмя своими конечностями. Отец Пётр по-прежнему был всё- таки связан по рукам и по ногам, а на позвоночнике далеко не уедешь.

Вскочив на ноги, генерал Буланин всё-таки постарался собрать свои мысли и сохранить свое самообладание. Первым вопросом был, конечно, вопрос о баклаге, нужно промыть глаза как следует, они, очевидно, выжжены, всё-таки не были. Но между ним и баклагой простирались страшные подошвы отца Петра. Генерал Буланин нашёл выход из этого стратегического положения – нужно было просто подойти к коню с другой стороны и оттащить его вместе с вьюками и баклагой куда-нибудь подальше, шагов за десять. Начав это обходное движение, генерал Буланин, однако, почувствовал острую боль в правом голеностопном суставе, очевидно, удар подкованных подошв или что-то разбил, или сломал. Но сейчас было не до боли. Преодолевая её и хромая, генерал Буланин обошёл полукругом коня с баклагой, потянул его за повод и вывел за линию подошвенного обстрела. Теперь можно было отмыть лицо и глаза, и осмотреться, как следует, в данный момент глаза были почти ослеплены и золой, и водой, и каким-то всё-таки ожогом. Горло горело, и правая нога подгибалась.