Две столицы

— Да, именно эту винтовку, — Брехт даже не знал, как в Англии штуцера называются, и что появился новый, — Чем больше, тем лучше. И учтите сэр Пайркер, что следующая партия шафрана и Марены будет больше. И вы можете стать первым, к кому я обращусь с предложением поменять эти богатства на товары из Великобритании.

— Я рад, князь, что вы обратились ко мне, одно, «но» мы не обсудили цены на ваши красители. — Потянул его в сторону комиссар.

— Ваши предложения?

— Фунт шафрана на пять фунтов серебра.

Брехту его новый казначей в Дербенте цены озвучил — такими и были. Но это там. А это здесь. Зачем он его пёр через половину мира?

— Десять.

— Нет. Сто двадцать пять шиллингов максимум.

— Сто пятьдесят и ни одним шиллингом меньше. У вас же двадцать шиллингов в фунте?

— Договорились, — просиял Томас. Эх, продешевил, надо было со специалистами переговорить сначала, упрекнул себя Брехт. Но это если не принимать во внимание, что за сто пятьдесят фунтов доставшегося ему бесплатно шафрана он получит … Два пишем три на ум пошло. Четыреста килограмм серебра.

Совсем не плохо. А ещё Марена.

Торговались долго. Сначала красители, потом по шайрам цену подбирая. На винтовки цены известны, а вот за паровую машину цен никто не знал и решили, что Брехт наглу на слово поверит. Если обман вскроется, то комиссар просто потеряет выгодного партнёра.

Событие сорок третье

Сколько ж надо наплести, чтоб интригу-то сплести.

А. Шопперт.

День, который начался для Брехта с вызова в Кремль, продолжился там же. Только решил Пётр Христианович, довольный переговорами с комиссаром Пайркером, свинтить домой, как его опять позвали к Александру. Рядом с троном Васильевича Грозного стоял старенький генерал. Витгенштейн с ним был отлично знаком, но давно не видел. Николая Алексеевича Татищева та же самая длань карающая, что и почти всех остальных генералов Российской империи загнала в деревню. Сейчас потихоньку и не все стряхивают с себя деревенскую пыль, надевают старую форму и перебираются ко Двору и по старому месту службы. Настал черед и генерал-лейтенанта Татищева. Старенький. Он воевал в два раза дольше, чем лет новому императору. И лет двадцать с лихвой назад командовал Преображенским полком, где подполковником был сам Потёмкин. Сейчас Александр вернул его из ссылки и вновь сделал командиром Преображенского полка и, так сказать в качестве извинения, произвёл в генералы от инфантерии[9], то есть, в предпоследний чин, выше только генерал-фельдмаршал.

В Преображенский полк в виде исключения сейчас и Ваньку сержантом записали. Пётр Христианович, увидев Татищева, про Ваньку и подумал, но ошибся.

— Пётр Христианович, я так понимаю, что те восемьдесят горцев, которых вы для моего конвоя выбрали, сейчас в имении графа Шереметева размещены? — Александр после разговора с прусским послом и англичанином явно успокоился.

— Так точно, Ваше Императорское Величество, — протянул руку Татищеву Брехт. Само получилось. На автомате, но старый вояка спокойно руку пожал.

— Я думал, куда их определить. Они же во дворцах службу будут нести. Я подписал указ о назначении Николая Алексеевича начальником по инфантерии Санкт-Петербургской инспекции. Решил их ему подчинить.

— Они же кавалерия? — не понял Пётр Христианович.

— Не будут же они по Зимнему дворцу и по Гатчинскому на лошадях скакать. У всех офицеров Преображенцев тоже есть лошади, — резонно заметил Татищев.

— Я что хотел спросить вас Пётр Христианович. С формой мне не понятно. Если они наденут зелёную форму, то… — Александр развёл руками.

— Не нужно этого делать, Александр Павлович! — Вспомнил Брехт, что ему разрешили по имени отчеству Государя называть. — Им нужно сшить … Не так. Там четыре нации по двадцать человек. Нужно сшить черкески, они почти у всех одинаковые по внешнему виду, четырёх цветов. Чёрный, тёмно-зелёный, тёмно-синий и коричневый и пусть они в этих черкесках и несут службу. Ещё дать команду придворным ювелирам наделать серебряных газырей. Ваши горцы должны выглядеть очень парадно. И форму им нужно сшить за счёт казны. Это не большие деньги, но они все довольно бедные и с собой у них вообще денег нет. — Брехт всё слова не мог подобрать, этим товарищам объясняя, что преданность горцев заслужить надо. — Вы поймите, Александр Павлович, что главное в этом конвое даже не ваша безопасность, хотя они умрут, но не предадут своего сюзерена, в отличие от наших гвардейцев, главное — это то, что красивые с орденами и деньгами они вернутся к себе и станут уважаемыми людьми, на которых будут равняться соседи. Через два года этих горцев заменить на других и создать преемственность. Все молодые горцы будут стремиться попасть в ваш конвой. И все станут патриотами России, а не её непримиримыми врагами.