Женщины и за это нас благодарили, а веселая девушка спросила, в каком я классе, и дала мне темное, как поджаристая булочка, яйцо. «Нечем, — говорит, — больше угостить».
Теперь я знаю, как полоть свеклу.
Скоро конец нашей дороги. Сима уже набрал почти полную коробку всяких жуков. Смешной он. Сядет где-нибудь на пенечке, достанет банку и открывает осторожно. Смотрит на свое богатство. Вчера хотел устроить нам выставку всех жуков. Расстелил газету и высыпал на нее своих красавчиков. Как побежали жуки во все стороны! Еле-еле собрал их. Говорит, что дома клеточки специальные сделает, будет кормить жуков, поить и наблюдать их жукиную жизнь. Костя смеялся над Симой: «Ты лучше дрессировкой займись. В цирке будешь выступать. Мировой номер! Единственный на свете укротитель жуков!» Интересно, неужели и правда их можно было бы чему-нибудь научить?
А Грине я помогала заготовлять дрова. Мы ходили по лесу и подбирали сухие ветки. Но попадались они редко. Потому что лес был молодой. Ходили, ходили, совсем немного собрали. «И обед не приготовишь с такими дровами», — ворчал Гриня. — Хоть картами костер растапливай». Мне стало смешно: шестерки, дамы, короли горят в костре и варят кашу! А Гриня говорит: «Чего смеешься? Их давным-давно пора выбросить. Масть уже трудно различать».
И правда, когда мы костер стали растапливать, он взял свою старую-престарую колоду и кинул в огонь верхнюю карту. Потом еще одну. Бросает и приговаривает: «Гори, дама, гори, туз! А теперь девятка!» Мне тоже захотелось бросать в огонь карты. Гриня дал немного. Мы бросали и смеялись. Хорошо горели карты, суп в кастрюле быстро закипел.
А когда ужин надо было разогревать, то мы с Гриней пошли за дровами в другой лес старый, сосновый. Там дров было сколько хочешь. Я нагнулась палку подобрать и увидела какой-то странный смешной корень. Он весь-весь был перекручен, будто какой-то лесной шутник хотел его в три узла завязать. Я пригляделась, и мне вдруг показалось, что это не корень сосны, а баба-яга с клюкой. И руки такие страшные, кривые. Я сказала Грине про бабу-ягу, а он сперва не увидел. А потом увидел и стал смеяться: «Гляди, это нога у нее. А это горб». И чуть от смеха не упал. И тогда я вспомнила о папиной огромной щуке, с которой его когда-то сфотографировали и снимок в «Пионерской правде» напечатали. Я сказала Грине: хорошо, если бы у нас был фотоаппарат. Мы сфотографировали бы этот сучок, и я послала бы снимок Младе Христовой. Она, наверно, до сих пор собирает всякие диковинки. «А зачем фотоаппарат, — сказал Гриня. — Возьмем и оттяпаем этот корешок». И он стал тихонько подрубать его топориком. Сосна на краю ямы росла, и этот перекрученный корень почти весь в воздухе висел. Потому я и увидела его. Гриня отрубил два тоненьких корешка, которые в землю уходили, и подал мне бабу-ягу. «Бери, любуйся!» — сказал он.
Вот как подружились мы с Гриней!
Последний день. Мы на Белом озере. Какая красота здесь! Нет, если начну о нем рассказывать, то времени не хватит. А надо еще о вчерашнем дне написать. Тоже очень интересный день. Мы с Гриней спасли лес. Опять не отсюда начала. Надо по порядку. Сделали после завтрака 3 км и устроили в лесу маленький привал. Не в самом лесу, а на опушке. Ягоды искали, Сима песенку еще какой-то птички и писал. А потом дальше тронулись. И еще 3 км прошли. Обедать остановились у оврага. Тут и кусты были и ручеек журчал внизу. Гриня стал шарить по карманам, а потом сказал, что где-то потерял спички. А Костя засмеялся: «Сейчас будет тебе огонь без всяких спичек! — И достал увеличительное стекло. Навел яркую искорку на листок бумаги, пожарил минутку, и огонек появился. — Великое изобретение человека!» — сказал Костя. А папа головой покачал. «От этого великого изобретения и лесные пожары случаются. Пообедает незадачливый турист, напьется лимонада, а бутылку швырнет. Она ударится о камень и разобьется на двадцать осколков. А каждый такой осколок линзой может стать. Солнышко светит, а линза лучи собирает. Загорелся лес, а виновного будто и нет. Никто не поджигал».
Гриня вдруг остановился и говорит: «А я видел сейчас в лесу разбитую бутылку. Под кустом лежала». Папа посмотрел назад, откуда мы пришли, и сказал: «Ну, не возвращаться же обратно…» — «А если лес загорится? — спросил Гриня и на меня посмотрел. — Поедешь со мной?» Я подумала, что папа станет отговаривать, а он сказал: «Нигде только не задерживайтесь».
И мы помчались снова в лес. Гриня так крутил педали, что у меня ветер в ушах засвистел. Разбитую бутылку он сразу нашел. Мы все осколки рассмотрели. От донышка, если его к солнцу направить, то и в самом деле горячее пятнышко получалось. Гриня подрезал ножом дерн, отодрал его, спрятал туда осколки и опять дерном все закрыл.
Мы вернулись назад, и папа достал нам из супа самые лучшие куски мяса. «Заработали», — сказал он.