Читаем Две тетради полностью

Мы спустились в гардероб. Почти все уже разошлись. Несколько парней и девчонок курили в ожидании друзей. В кресле около выхода сидела Забелина и курила. Рядом стоял с папиросой в зубах тот рыжий, который пристал в трамвае. У него было веснушчатое прыщавое лицо, какое может не вызывать отвращения, но в лице его было столько гадости, что мне стало ещё больше жаль Забелину. Есть люди, у которых на лице написано то, чего им надо. Конечно, пусть, всем надо. Но здесь, когда надо не человека, не Забелину с её заячьей губой, а то, что у неё в порядке и примерно такое же, как у всех, а она рада даже такому вниманию… Мне захотелось подойти и ударить рыжего, но я подумала, что у меня нет заячьей губы и вообще никаких дефектов. Лицо, если не красивое, то симпатичное, хорошая кожа, стройное тело Я ещё не знаю, что видит во мне Миша, но готова отозваться всем своим существом даже на то внимание, на какое отзывается сейчас Забелина. Но жалею я её, а она мне наверняка завидует, что я пойду с высоким видным парнем.

— Ты о чём мечтаешь? — услышала я голос Миши. Он получил вещи и подавал мне плащ. Оделись и пошли на метро.

Когда дошли до моего дома, Миша посмотрел на часы.

— Ай-ай-ай! Четверть второго!

— Как же ты поедешь? Тебе куда?

— На Васильевский.

— Здесь можно поймать такси.

— Какое такси, когда на водку не хватает.

Мы замолчали. Миша предложил посидеть на детской площадке.

— Ты с кем живёшь? — спросил он.

— С Мамой.

— У вас отдельная квартира?

— Конечно, двухкомнатная.

— На двоих?

— Нет, отец прописан у нас, а сам снимает или живёт у кого-нибудь.

Мы долго сидели около моего дома, наверное, с полчаса. Говорили о разном. Потом Миша спросил, не будет ли волноваться Мама, что меня долго нет дома. Что было ответить? Сказать правду, что Мама работает в ночь? Или что она не волнуется за меня. Я сказала правду, и ещё, что ко мне можно зайти посидеть, пока откроют метро.

Я думала, что он, как все парни, начнёт сразу ко мне лезть, обниматься и целоваться, но он даже не взял меня в этот вечер под руку. Я подумала — он понял, что я ему не нравлюсь. Он только говорил и говорил со мной или вовсе молчал.

Когда вошёл к нам и помог мне раздеться, то стал совсем тихий и очень хорошенький. Он был теперь похож на маленького мальчика, а не на того гопника, каким я его видела раньше… От ветра волосы его рассыпались в разные стороны кольцами, а около губ щёки были припухлыми, как у ребёнка. Мне захотелось приласкать его. А он сидел и рассказывал, но теперь без этих своих «малёхо», «с легонца», «по делу», а просто и интересно, как любит он свою музыку, выступления, что музыка эта — настоящее искусств что ж, что возникает она с помощью электричества! Говорил том, что тоже живёт без отца, с одной матерью в коммунальной квартире. А отец прописал его у себя для того, чтобы получить трёхкомнатную квартиру, а у него жена и ребёнок от неё. Потом говорил про своих друзей. Про парня, который бесподобно рисует. Про того, которого я видела на сцене, — что он прекрасный музыкант, шикарно говорит по-английски и может достать любую вещь. Пока он рассказывал, я сварила пельмени. Мы поели. Выпили кофе. Он закурил, и я тоже. Кончили курить, немного поговорили и замолчали. Я подумала: «Что же дальше?» Решила, что он, наверное, хочет спать. Сказа что лягу у Мамы, а ему постелю у себя. Он удивился — неужели я хочу спать? Завтра же воскресенье. Но я всё-таки постелила, а потом мы ещё говорили, а мне хотелось, чтобы он меня поцеловал, и ещё, и ещё… Конечно, я не хотела, чтобы это слишком далеко заходило. То, о чём я недавно мечтала, пугало теперь меня одной мыслью об этом.

Он дал мне посмотреть порнографический журнал. Как можно фотографировать такую гадость? И кто на это идёт? Когда я посмотрела и подняла голову, то он пристально, даже как-то отчаянно на меня посмотрел. Потянулся ко мне и поцеловал прямо в губы, а потом притянул к себе, посадил на колени и всё целовал. Как мне было хорошо с ним! Но когда он полез руками — мне стало стыдно. У меня маленькая грудь, и я стесняюсь этого. Я стала убирать его руки, а он всё лез, а потом взял мою руку и положил к себе. Господи, как я испугалась! Никогда не думала, что это такое большое. Я много слышала, кое-что читала, но тут мне стало очень страшно, и я попросила оставить меня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии