Две томские тайны

— Лучшей кандидатуры на должность главнокомандующего, чем генерал от инфантерии Михаил Илларионович Кутузов, нам не найти. Его популярность в армии может сравниться лишь со славой Суворова. Солдаты обожают его и готовы идти с ним в огонь и воду. И не забывайте, Ваше Величество, что заключением мира с Турцией мы обязаны именно Кутузову. Даже представить страшно, что было бы с нами, случись сейчас воевать ещё с турками, — уговаривал царя Аракчеев.

Александру этот кандидат явно не нравился. Его Величество всё ещё не мог простить одноглазому циклопу свой позор под Аустерлицем.

Если бы он тогда послушал советы Кутузова, то наверняка избежал бы позорного поражения. Только благодаря чутью старого лиса удалось спасти отступающие войска от полного разгрома. Но цари не любят, когда кто-то бывает умнее их. Поэтому последующую опалу Кутузова — назначение вначале киевским военным губернатором, а затем командующим Молдавской армией — двор воспринял как закономерность. Поставить сейчас Кутузова во главе всех армий — означало бы признать публично свою прошлую некомпетентность, поэтому царь искал любой повод, чтобы отклонить эту кандидатуру.

— Но он же стар! Ему уже под семьдесят. Что будет, если он умрёт от старости на поле сражения. Нас же в Европе поднимут на смех. Скажут, что Россия настолько оскудела людьми, что ставит под ружьё дряхлых стариков.

— Если Россия падёт перед Наполеоном, то в Европе некому будет смеяться над нами, — возразил начальник военного департамента.

— Но почему Кутузов? Почему не Барклай, не Багратион? Это молодые, толковые генералы. Чем они хуже? — не сдавался царь.

Аракчеев выдержал паузу, ожидая, пока Александр Павлович успокоится, а потом сказал:

— Князь Багратион — храбрый воин, но излишне горяч. Кровь горца бурлит в нём. Это может сказаться на управлении армиями в критический момент. Барклай-де-Толли — наоборот, выдержан. Но он — иностранец. А главнокомандующему предстоит трудная миссия. Скорее всего, отступать придётся и дальше. Может быть, даже оставим Москву. А такой грех офицеры и солдаты простят лишь командиру, которому безгранично верят. Шотландца или грузина поднимут на штыки. А за Кутузова пойдут на смерть. Потому чрезвычайная комиссия предлагает вам вернуть Кутузова.

— Хорошо. Давайте указ. Я подпишу, — скрепя сердце согласился император.

— Комиссия считает, что для полноты полномочий Михаилу Илларионовичу необходимо присвоить звание генерал-фельдмаршала. Ему придётся руководить генералами…

Царь вяло огрызнулся:

— А не много ли будет для одного старика. Ему и так год назад присвоили графский титул, нынче он уже стал светлейшим князем! Так и до российского Бонапарта недалеко! Ну… хорошо… я подумаю…

Но Аракчеев не уходил.

— Ещё какие-то вопросы? — спросил его уставший царь.

— Да, Ваше Величество, — замялся министр. — Только Михаил Илларионович согласен принять на себя командование войсками при одном условии… Ваш брат Константин должен удалиться из армии. Кутузов считает, что он не может ни наказать, ни наградить Великого Князя. И потом ваш брат, государь, настолько уверен в непобедимости Наполеона, что сеет в офицерской среде пораженческие настроения. В действующей армии подобное поведение недопустимо. Пожалуйста, отзовите его в Петербург, Ваше Величество…

Царь всё чаще уединялся в своём кабинете в дальнем крыле Большого летнего дворца и отказывался кого-либо принимать. Плохо ел, мучился бессонницей, а иногда в хорошую погоду в одиночестве бродил по аллеям Английского парка.

Из действующей армии известия приходили нерадостные. Новый главнокомандующий, как и предшественник, продолжал отступать. Царю доносили, что Кутузов подыскивает удобное место для решающего сражения. Но Александр Павлович ему уже слабо верил.

Двухдневная поездка в Финляндию, где он встретился с наследником шведского престола, несколько отвлекла государя от мрачных дум. Но, вернувшись в Петербург, царь осмыслил итоги переговоров и понял, что пока не произойдёт решающего перелома в его схватке с Наполеоном, все обещания шведов высадиться в Нижней Германии так и останутся обещаниями.

Наконец ему доложили, что около села Бородино, примерно в ста верстах от Москвы, Кутузов решился сразиться с Великой армией. Весь день государь провёл как на иголках, ходил по кабинету, заложив руки за спину, и часто глядел в окно. А ночью он вообще не сомкнул глаз. И только на следующий день, после полудня, появился курьер от Кутузова. В донесении говорилось о победе русских войск.

— Свершилось! — не веря собственному счастью, произнёс Александр Павлович. — Пусть это донесение огласят после службы в Александро-Невской лавре. Пусть все православные узнают о победе русского оружия. А генералу Кутузову передайте, что я признаю его заслуги перед Отечеством, жалую звание фельдмаршала и сто тысяч рублей.

Но вскоре в Петербург стали приходить совсем другие новости. Победа оказалась не столь впечатляющей, как сообщалось ранее. Французы, несмотря на серьёзные потери, продолжали наступать, а русские войска отступали к Москве.