Две томские тайны

Он хотел быстрее перескочить неприятную тему, но она выскользнула из объятий и произнесла, как отрезала:

— Если мой муж не станет Героем, то я перестану считать тебя мужчиной.

Он понял, что любовница не шутит, и тоже сказал серьёзно:

— После Андропова такие вопросы решаются очень сложно. Но я поговорю с шефом. У него хорошие отношения с генеральным. Но и твой должен сильно постараться.

— Сорок тысяч метров годовой проходки устроит?

— Вполне.

Жизнь Наиля катилась по проторенной колее. Молодой город нефтяников рос и хорошел вместе с его сыновьями. И по благоустройству ничем уже не уступал областному центру. Ночи зимой здесь гораздо длиннее, чем в Томске, зато в июне их совсем нет, солнце не успевает заходить за небосклон.

Юношеская романтика уже улетучилась, настали обыкновенные трудовые будни. Его бригада по-прежнему бурила больше всех скважин, но первую, лёгкую, нефть из открытых месторождений уже выкачали, а чтобы добраться до сложных залежей, требовались новые технологии. Былой талант «лозоходца» за рутиной повседневной работы притупился. На смену интуиции пришли знания и опыт. Благодаря настойчивости жены Наиль заочно окончил техникум и поступил в политехнический институт, но проучился там всего два года и бросил, твёрдо заявив на домашнем совете, что не каждому дано быть начальником.

Геологи всё реже привлекали его для бурения поисковых скважин. На новых участках Сабанаев ошибался не меньше остальных буровиков. Но на старом изведанном месторождении Наиль Виленович бурил по-прежнему уверенно, наверняка, и ещё держал в загашнике памяти пару-тройку неразработанных местечек, разведанных ещё в период страстной влюбленности в свою жену.

Супружеские отношения Наиля и Гульнары тоже накрыла повседневность. Фразы жены «не надо, дорогой», «я сегодня очень устала», «голова что-то сильно разболелась» всё чаще заменяли близость. Тогда муж, молча, вставал с постели и уходил в зал, где до окончания программ смотрел телевизор или читал какую-нибудь книжку.

Звезду Героя Социалистического Труда на пленуме обкома партии в областном драматическом театре ему вручал молодой, не старше самого Наиля, заведующий отделом ЦК, бывший референт Лигачёва.

Горбачёвская перестройка разрушила хрупкую иллюзию стабильности, прежний привычный и уютный мир исчезал на глазах. Наиль до полуночи смотрел по «ящику» программу «Взгляд» и удивлялся смелости молодых ведущих, резавших с экрана правду-матку на всю страну. Как увлекательный остросюжетный сериал воспринимались прямые трансляции со Съезда народных депутатов СССР. Фразы ораторов сразу становились крылатыми: «агрессивно послушное большинство» или «Борис, ты не прав», сказанная Лигачёвым Ельцину на XIX партийной конференции.

Выдержки из пламенной речи секретаря Стрежевского горкома партии Гульнары Сабанаевой, представлявшей на съезде «Демократическую платформу»[59], в защиту прав репрессированного крымско-татарского народа, цитировали даже по «Голосу Америки».

Зарплату стали задерживать даже нефтяникам. А на полученные деньги купить было нечего. Синие тощие куры, резиновая колбаса, даже водка, и та по талонам. В голове Наиля варилась такая каша, что разобраться со всем этим на трезвую голову он никак не мог. И, как нормальный советский мужик, он запил. Надолго, по-чёрному.

Жена по своим связям оформила ему больничный. Фарит уже учился в Томском университете на историческом факультете и лето проводил в какой-то археологической экспедиции. А четырнадцатилетнего Мурата Гульнара Акрамовна, забыв былые обиды, отправила на каникулы к родителям мужа, чтобы не смотрел на запившего отца.

Дома секретарь горкома стремилась бывать как можно реже, пропадала на работе, пока её саму не исключили из партии. Она забрала из сейфа подаренную кем-то бутылку армянского коньяка и пошла домой. Пробравшись через баррикады пустых бутылок, она села на разложенный диван, где валялся проспиртованный насквозь небритый супруг. Растолкала его и предложила выпить коньяку.

— За окончание нашей северной сказки, мой герой!

В тот вечер она напилась до чёртиков. А утром, продрав красные глаза, увидела ласковую улыбку свежевыбритого мужа.

— Мне это снится? Или я уже в раю? — простонала она.

— Пока только в чистилище, — пошутил трезвый Наиль.

— Это — католический догмат. Мусульмане и православные его не признают, — механически ответила Гульнара и уткнулась в подушку.

К жизни её вернули слова мужа:

— Тем более. Истинные мусульмане вообще спиртного не пьют. Но сейчас тебя спасёт только пиво.

Она поднялась на локте на грязной измятой простыне и обнаружила, что совсем голая.

— Ты что, меня изнасиловал?

— Это ещё вопрос: кто — кого?

— Какой ужас!

Гульнара закрыла ладонью глаза от ослепляющего солнца, и только сейчас обратила внимание на чистоту в комнате.

— Ты прибрался?

— И даже завтрак приготовил. Гречневая каша — с похмелья самое то. Все яды и сивушные масла нейтрализует.

Наиль принёс поднос с пивом и кашей и поставил его на журнальный столик.

— Завтрак в постель для сеньоры.

Она жадно глотнула пиво и вернула полбутылки мужу.