Две томские тайны

— Спасибо. Но я своё уже выпил, — сказал Наиль и вылил пиво в раковину на кухне.

Стрежевскую квартиру они решили оставить Фариту. Пока мальчик учится в университете, жилплощадь у него никто не заберёт. А дальше, кто знает, как жизнь сложится. Может, женится и вернётся на север, или на другой город обменяет. А четырёхкомнатную квартиру в обкомовском доме в центре Томска, где были прописаны трое остальных Сабанаевых, знакомая Гульнары Акрамовны, заведовавшая местным бюро обмена, каким-то чудом обменяла на двушку-«хрущёвку» в Крыму. В приморском посёлке Гурзуфе, пригороде Ялты.

Купленную год назад «Ладу» девятой модели перегонять на юг пришлось своим ходом. До Симферополя Наиль добрался без приключений. Правда, устал, как собака, за пять-то суток пути. Переночевал в доме какого-то дальнего родственника жены. Допоздна отмечали переезд северян, а утром на перевале его «девятку» выбросило с трассы в глубокий кювет. Гульнарин родственник, сидевший на переднем сиденье, погиб на месте, а за жизнь самого Наиля врачи боролись целую неделю. Собрали по частям, и потом полгода он учился ходить заново. С огромным трудом Гульнаре Акрамовне удалось замять уголовное дело. Если бы не Звезда Героя, пять лет колонии общего режима её мужу дали бы наверняка.

Мансуровы

Отвесные скалы с трёх сторон надёжно закрывали от посторонних глаз большой и тёплый плоский камень, сползающий к синему морю. Отдыхающие из Гурзуфа за скальный выступ заплывали редко, и Акрам, набравшись смелости, робко дотронулся солёными губами загоревшей щёки Розы. Девушка не вскочила, не дала пощёчину, а, откинув мокрые волосы, озорно посмотрела на ухажёра.

— Да вы — большой шалун, доктор Мансуров. И, наверно, привыкли разбивать сердца молоденьким пионервожатым?

Акрам смутился и отвернулся к скалам. Почувствовав, что сказала лишнее, Роза попыталась исправить неловкость.

— Не обижайтесь, Акрам Мансурович. Просто вы уже пятый год работаете в «Артеке», и каждую смену — новые девушки со всего Союза. А здесь — море, шёпот волн, уединённые бухточки. С вашей-то внешностью грех не стать Дон-Жуаном.

Фельдшер пионерского лагеря ещё больше ушёл в себя и прошептал с досадой:

— Скажете тоже. С такой-то рукой? Кому я, калека, сдался?

В доказательство своих слов Акрам приподнял левую руку и показал неподвижную, словно застывшую в камне, кисть.

Чувство сострадания было свойственно Розе. С малых лет она подбирала на улице бездомных собак и кошек, покалеченных — особенно, и приносила их домой. Пока отец работал на стройке, семья жила хоть и небогато, но не голодала, дочкино милосердие в сердцах родителей находило понимание. Котят и щенят раздавали родным и знакомым по всему Бахчисараю. Но однажды под тяжестью балки перекрытия сырую кирпичную кладку повело, и вся стена рухнула на отца Розы. Когда его откопали из-под обломков, он уже не дышал. Ей тогда и четырнадцати не было. Старшая дочь в семье, два братишки и две сестрёнки от двух до десяти лет. Сразу пришлось повзрослеть.

Мать работала нянечкой в детском саду, и Розу устроила туда посудомойкой. На следующее лето дочь поступила в педучилище на заочное обучение, а в шестнадцать лет стала уже воспитательницей. Получив диплом, она только устроилась на работу в Бахчисарайскую восьмилетнюю школу № 1, как из райкома комсомола пришла разнарядка на вожатую для пионерского лагеря «Артек». Учительница, которую туда готовили, забеременела, а с животом во Всесоюзную пионерскую здравницу вожатых не брали. Так Роза, неожиданно для себя, оказалась в сказке.

От Бахчисарая до Гурзуфа — ехать всего ничего, каких-то сто километров, а по серпантину — и того меньше. Но Роза к великому своему стыду ни разу на море не была и даже плавала плохо, только по-собачьи. А в райкоме комсомола на собеседовании соврала, сказала, что хорошо плавает.

Зато — в каком раю оказалась! Сверкающее море, стройные кипарисы, экзотические пальмы. Питание — полноценное, трёхразовое, сбалансированное по белкам, жирам и углеводам. Благоустроенные спальные корпуса с водопроводом и электричеством. А дети? Со всего необъятного Советского Союза! Такие разные, и все — такие свои, родные.

Вожатые заехали раньше, за неделю до начала смены, чтобы успеть пройти необходимый инструктаж, изучить лагерь и маршруты для походов.

Подъём на гору Аю-Даг[60] для выросшей на крымском плоскогорье девушки показался лёгкой разминкой, хотя для многих, особенно — горожан, стал тяжёлым испытанием. А вот слова физрука, что завтра — сдача норматива по плаванию, привели Розу в состояние полнейшего уныния. Поздно вечером, когда весь «Артек» заснул, она незаметно проскользнула мимо сторожей на пляж. Разделась и зашла в прохладную воду с решимостью настоящего самоубийцы.