Две тысячи лет до нашей эры. Эпоха Троянской войны и Исхода, Хаммурапи и Авраама, Тутанхамона и Рамзеса

В это время Менелаю было пятьдесят четыре года, и он чувствовал, что пора осесть, оставив морские приключения для более молодых людей. Имея свою долю троянских трофеев, а также немалое богатство, которое он сумел скопить в Египте, Менелай перестроил дворец в Спарте, придав ему почти египетскую роскошь. В большом зале стояли два трона египетского производства, украшенные слоновой костью. Посуда была серебряной, а стены увешаны бесценным оружием, подаренным восточными принцами. Мечи и щиты переливались золотом и серебром, ониксом и янтарем. Личные апартаменты были обставлены с не меньшей роскошью, хотя здесь принимались во внимание и соображения удобства. Здесь стены были увешаны богатыми гобеленами, мебель украшена великолепными инкрустациями, полы покрыты коврами, а стоящие вдоль стен резные сундуки полны тончайшим полотном.

Каждый вечер, когда домочадцы собирались на ужин в большом зале, служанки проворно сновали вдоль столов, неся подносы со свининой и бараниной, а виночерпии наливали сидящим за столом гостям вино и пиво, менестрели пели о славных деяниях потомков Пелопса и о Трое.

У Менелая сыновей не было (если не считать, конечно, его незаконных отпрысков от рабынь и служанок), и он знал, что после него трон перейдет к мужу его дочери, так же как и он сам получил царство вместе с рукой дочери прежнего царя. Много лет назад, когда все они стояли лагерем у стен Трои, он и Ахилл договорились об обручении его дочери Гермионы, тогда семилетней малышки, с сыном Ахилла Неоптолемом. Теперь Гермионе уже исполнилось семнадцать лет, и Неоптолем прислал эскорт из своих диких фессалийцев за своей невестой. На прощальном празднике, устроенном перед отъездом Гермионы, неожиданно появился Телемах с Итаки. Он искал своего отца Одиссея, который из Трои отправился домой, но туда так и не прибыл.

Года через два объявился и сам Одиссей. К этому времени он уже успел побывать дома и рассказывал невероятные истории – от них буквально волосы становились дыбом – о десяти годах удивительных странствий в Западном Средиземноморье. Менелай был слишком вежливым человеком, чтобы открыто выразить свое сомнение, но никак не мог поверить в сталкивающиеся скалы, сирен, прекрасных богинь и одноглазых гигантов людоедов, которых Одиссей якобы встречал западнее Сицилии. Менелаю приходилось встречать жителей Сицилии и Сардинии и даже испанцев при дворах Ливии и Египта, и они были вполне обычными людьми, которые регулярно плавали вдоль всего Средиземного моря, не встречая других навигационных опасностей, кроме штормов и пиратов.

Он был более расположен поверить рассказу своего племянника Ореста о путешествии в Таврию – в Крым, чтобы доставить домой свою сестру Ифигению, посланную в Таврию двадцать лет назад в качестве жрицы святилища Артемиды в местной ахейской торговой колонии. Орест плыл мимо Трои и сообщил, что разрушенный город остается покинутым, там нет никого, кроме пастухов, которые приспособили для жилья несколько полуразвалившихся хижин. Далее, на черноморском побережье Фракии, он встретил племена, ведущие полукочевой образ жизни. Они планировали двигаться со всеми своими пожитками в южном направлении и перебраться в Малую Азию, как это сделали раньше моски и фригийцы, разрушившие Хеттскую империю. От устья Дуная Орест направился прямо в Крым и там, в небольшой наполовину ахейской, наполовину местной торговой колонии провел несколько месяцев. Он рассказал о фермерах и пастухах, приходивших в город, чтобы выменять шкуры и мешки зерна на вино, оливковое масло и бронзовые изделия из Греции.

Хотя Менелай, состарившись, в основном сидел дома, у него не было недостатка в гостях, рассказывавших ему о событиях в мире. В возрасте шестидесяти пяти лет он, к примеру, услышал от заезжего капитана-киприота, что его прежний работодатель – египетский фараон Рамзес III – умер и ему на смену пришел очередной Рамзес. Но все это казалось ему очень далеким от его теперешней жизни. Менелай проявил значительно больше интереса к визиту своего зятя Неоптолема, рассказавшего ему о своих планах переправить своих фессалийцев, по крайней мере большинство из них, южнее и обосноваться в горной части Спарты, которая была мало населена. Дело в том, что народ, живущий севернее Фессалии, становился все более беспокойным под натиском племен, рвущихся в долину Дуная. Молодой принц посчитал хорошим решением, если Коринфский залив будет защищать его народ от возможного вторжения. Менелай подумал, что земледельцы, на протяжении поколений живущие в Спарте, вряд ли обрадуются неожиданному прибытию нескольких тысяч диких фессалийцев, но он уже был старым человеком и не желал мешать планам своего наследника. Судя по всему, будущее пророчило переселение целых народов, а не быстрые рейды отрядов молодых людей, к которым он привык во времена своей молодости.