Две вины

Билл поощрял ее занятия; он собирался, когда она выучится, создать для нее первый настоящий американский балет. По временам он даже немного завидовал ее увлеченности; его собственные дела после возвращения на родину шли не блестяще. Во-первых, он нажил себе много врагов еще в годы своей самоуверенной молодости; ходили преувеличенные рассказы о том, как он много пьет, как груб с актерами и как с ним трудно работать.

Не в его пользу было и то, что он никогда не мог отложить денег и для каждой новой постановки вынужден был искать финансовую поддержку. А кроме того, он был на свой лад настоящим тонким художником, что и не побоялся доказать рядом некоммерческих постановок, но поскольку за ним не стояла Театральная гильдия, все потери он должен был возмещать из собственного кармана.

Успехи тоже были, но давались они теперь труднее – или это было обманчивое впечатление, просто сказывался нездоровый образ жизни. Он все собирался поехать отдохнуть, собирался поменьше курить, но в театральном мире была такая конкуренция, с каждым днем появлялись новые деятели, пользующиеся славой непогрешимых, да и не привык он к размеренной жизни. Он любил работать запоями, в чаду вдохновения и черного кофе, как принято в театре, но после тридцати лет за это приходится дорого платить. Так получилось, что он постепенно стал все больше опираться на Эмми, на ее физическое здоровье и душевные силы. Они постоянно были вместе, и если его все же смущало, что он нуждается в ней больше, чем она в нем, то ведь и у него еще все могло перемениться к лучшему – в будущем месяце, в следующем сезоне.

Однажды ноябрьским вечером Эмми возвращалась из балетной школы, помахивая своей серенькой сумочкой, низко надвинув шляпу на отсыревшие волосы, – вся во власти приятных мыслей. Она знала, что уже несколько недель люди приходят в студию специально, чтобы посмотреть на нее. Она была готова для выступлений. Когда-то с такой же настойчивостью и так же долго она трудилась над своими отношениями с Биллом, и тогда это кончилось срывом и болью; но теперь ей не от кого было опасаться предательства, здесь она полагалась только на себя. И она с замиранием сердца говорила себе: «Неужели вот оно? Неужели я наконец буду счастлива?»

Она торопилась. Были кое-какие обстоятельства, которые ей хотелось обсудить с Биллом.

Билла она застала уже в гостиной и позвала с собой наверх, чтобы поговорить, пока она будет переодеваться. Сразу, не оглянувшись на него, начала рассказывать.

– Ты только послушай! – Она говорила громко, чтобы льющаяся в ванну вода не заглушала ее голоса. – Поль Макова хочет, чтобы я в этом сезоне танцевала с ним в «Метрополитен-опера». Но окончательно еще не решено, имей в виду, поэтому – секрет, даже я ничего не знаю.

– Замечательно.

– Вот только, может быть, для меня лучше был бы дебют за границей? Во всяком случае, Донилов говорит, я готова. Ты как считаешь?

– Не знаю.

– Ты, кажется, не особенно в восторге?

– Мне тоже нужно тебе кое-что сказать. Потом. Ты продолжай.

– Все, мой милый. Если ты по-прежнему думаешь поехать на месяц в Германию, как ты говорил, Донилов берется устроить мне дебют в Берлине, но я, пожалуй, предпочла бы начать здесь и танцевать с Полем Макова. Представь себе… – Она не договорила, вдруг ощутив сквозь толстую кожу своего довольства всю его отрешенность. – Теперь расскажи, что там у тебя.

– Я был сегодня у доктора Кирнса.

– И что он сказал? – Душа ее еще пела. Что Билл мнителен, ей было давно известно.

– Я ему рассказал про сегодняшнее кровотечение, и он опять повторил то же, что в прошлом году: что это у меня, вернее всего, лопнул какой-то сосудик в горле. Но раз я кашляю и волнуюсь, лучше на всякий случай сделать просвечивание и удостовериться. И мы удостоверились. Левого легкого у меня, в сущности, уже нет.

– Билл!

– Зато на правом, к счастью, ни одного затемнения.

Она слушала, вся похолодев.

– Сейчас мне это очень некстати, – продолжал он ровным голосом, – но ничего не поделаешь. Он говорит, что надо поехать на зиму в Адирондакские горы или в Денвер, в Денвер, он считает, лучше. И тогда через каких-нибудь полгода это должно пройти.

– Ну конечно, мы обязательно… – Она осеклась.

– Тебе, по-моему, незачем ехать – тем более у тебя открываются такие возможности.

– Глупости, конечно, я поеду, – поспешно возразила она. – Твое здоровье важнее. Мы ведь всюду ездим вместе.

– Право же, не стоит.

– Чепуха. – Она постаралась, чтобы ее голос звучал твердо и решительно. – Мы всегда были вместе. Разве я смогла бы здесь жить без тебя? Когда тебе велено ехать?

– Чем раньше, тем лучше. Я зашел к Бранкузи, хотел выяснить, не перекупит ли он ричмондскую постановку. Но он не выразил особого восторга. – Билл стиснул зубы. – Правда, ничего другого у меня сейчас пока не будет, но нам хватит, мне еще следует и за…

– Как стыдно, что от меня тебе нет никакой помощи! – перебила его Эмми. – Ты работаешь как вол, а я все это время на одни уроки тратила по двести долларов в неделю. Еще смогу ли я когда-нибудь зарабатывать такие деньги, неизвестно.