- Хорошо. Ещё раз подтверждаю, всё случившееся никакая не фантазия моего больного воображения. Я в те годы вообще не болел, если не считать тех двух кратковременных помрачений сознания. По всей видимости, во всех событиях, произошедших со мной, действительно участвовала душа, о которой говорил мой погибший товарищ Ваня Благинин. Умный был мужик. Он мне как-то сказал по секрету, что Бог никакого отношения к душе человека не имеет. Сказал, что душа человеческая страдает только тогда, когда живёт в теле, потому что страдает тело. И ещё говорил, если душа после смерти тела переселяется в Верхние Сферы, там она выступает на равных Богу.
Чудно так говорил Иван о Боге. Говорил, что Бог, например Христиан, никого и никогда не создавал, что он просто работает в райских сферах старостой. Иван был уверен, что бог, это выборная должность и что каждый народ на уровне душ, выбирает себе Бога. Представляешь, сын священника и говорит такие богохульные слова о Боге. Я ему верил.
Я тебе позже расскажу, до каких дебрей в этом вопросе добрался лично я сам. Сейчас же перехожу к тому, что со мной происходило дальше, после удара о лесину.
Я не могу сказать, в точности ли всё повторялось на таёжной делянке, но мы с отцом, как и два года назад до самого темна, пилили дрова, а потом, собрав инструмент, ушли домой. Так же как и в тот раз мылись в бане, а потом выпили браги, понимая, что это и есть прощальный вечер, так сказать проводины меня на фронт, а значит наверняка на смерть. Однако теперь прощаясь, я сказал Маруси, что доживу до Победы. Я не смог вспомнить говорил ли я ей об этом тогда? ... Наверно всё же говорил.
Ты же знаешь, люди большую часть своих слов и мыслей стараются не запоминать. Говорят, закон такой для психики существует. Незачем человеку помнить всё о чём он думает и болтает, это и есть происки того самого внутреннего диалога о котором намекают колдуны и они же способны от него избавиться. Я думаю это и есть работа души или того что её заменяет в людях.
Я когда освободился, то многое перечитал о душе, о внутреннем диалоге и гипноз изучал особенно самовнушение, ну как бы внутренний гипноз. Пишут, человек может сам себя загипнотизировать, но у меня не получалось. Видно нет во мне таланта для такого психического приёма, но события со мной произошли необъяснимые и после такого о гипнозе обязательно задумаешься.
Я что-то от темы отдалился, всё рассуждаю, анализирую. - Осекся ветеран. - Видно лекарство кратковременное облегчение принесло?
Тогда же всё происходило как по маслу, как на репетиции спектакля. -
Дорофеев усмехнулся без какого-либо веселья.
- В лагере я в художественной самодеятельности участвовал и знаю что такое репетиция. - Он вновь глянул на настенный календарь.
- Спать в ту ночь мы не ложились, а утром всех мобилизованных увезли на телегах в райцентр. С того дня для меня началась вторая война. А самым ужасным было то, что как в первый раз, так и сейчас на календаре было двадцать второе июля. Тогда для всех двадцать второе число выглядело страшным. Ну, ты знаешь, о чём я говорю? ... Война в это число началась, и Победа чуть недотянула до этой жуткой даты.
Все дальнейшие события стали точь в точь совпадать с теми, которые я, как мне казалось, уже пережил. Я не понимал, как это может быть? Пугался, удивлялся, но ничего не мог поделать. Я понял, что человек не может что-то изменить в сценарии своей жизни. -
Дорофеев вновь пытливо заглянул мне в глаза, словно проверял, верю ли я рассказанному. - Через какое-то время я немного успокоился, просто перешёл на автоматические действия. На войне, да и вообще в армии от солдата ничего не зависит. Солдат живёт по уставу и приказу, и я стал жить, так же как весь личный состав боевого подразделения.
Время шло быстро. Дождался настоящего боя и ещё раз убедился, что погибли в нём именно те люди, которые были убиты тогда, в первой войне.
Мне казалось, я помню всё! Однако какая-то сила запрещала мне предпринимать любые действия направленные на предупреждение товарищей об их неминуемой гибели. События чередовались таким образом, что никакое предсказание не могло бы изменить будущую действительность. Например, я точно помнил, что следующий бой будет проигран, что полк понесёт большие потери и не добьётся успеха, но я не мог предупредить командиров или бойцов о провале боя.
Однажды я потерял бдительность и проболтался командиру взвода лейтенанту Василию Опоркину, что наша дивизия будет передана вновь образованному Прибалтийскому фронту. Командир мой был добрым человеком, выслушав меня, позеленел от страха и злости, схватил меня за грудки и тряхнул с такой силой, что я моментально всё осознал. Опоркин шепелявя беззубым ртом, сказал мне, что если кто-то из особого отдела услышит от меня хоть одно слово о перегруппировки войск, то тут же я окажусь шпионом, предателем, диверсантом и буду немедленно расстрелян.
С тех пор я больше никогда и никому не говорил о предстоящих событиях и именно с тех пор стал размышлять о ясновидящих людях, и даже были моменты, когда причислял себя к ним.