— План почти безумный, — не дала Торалаку, собиравшемуся уже сказать что-то гневное, и рта открыть королева Зиниаду, — но, если Галеану будет угодно, он сработает. Отправляйся с посольством в Вольные княжества. На тебя возлагается вся ответственность за его выполнение.
Ниаталь кивнул.
Приказ о разделении войска пришел всего за несколько часов до того, как мы выступили из Герлица. Большая часть армии отправлялась на юг, к Вольным княжествам, остальным же был дан приказ не вступать в сражение с билефелецкой армией, маневрировать по вражеской территории, уклоняясь от боя всеми возможными средствами. Выходит, основной удар будет нанесен не из Мейсена. Тогда откуда же? Эрок остался в здешних войсках, мы же с Эшли намерено напросились на юг, чтобы быть подальше от бывшего друга. И вот теперь мы открыто шагали по Штирии, все дальше и дальше забираясь к юго-западу.
— Слышал, Чартли, — сказал мне на одном из привалов Эшли, — Адиту теперь приказала нам атаковать и сжечь Аахен?
— Слышал, — кивнул я, — хотя и не очень-то верю в это. Мы же так бросим вызов всему миру. Нас сомнут и уничтожат.
— Что за панические настроения? — усмехнулся Эшли и как-то сник. — Хотя для них есть все основания. Может быть, этим хитрым маневром нам удастся застать людей врасплох и даже захватить и удержать Аахен от нейстрийцев и аквинцев, можем даже договориться с фиарами об оказании военной помощи. Но все это продлиться лишь до подхода легионов из Салентины. Если раньше была хотя бы смутная надежда на то, что их остановит угроза со стороны Кордовского эмирата, теперь же иберийцы стали слишком большой угрозой для самого эмирата.
— Как ты тогда сказал, — постарался припомнить я, — на карту поставлена жизнь всего нашего народа.
— И эта карта бита, — мрачно заметил охотник на демонов. — Мы проигрываем с того момента, как перешли границу людских земель.
— Остается лишь продать подороже свои жизни, — вздохнул я.
— Не стоит впадать в такое уж уныние.
Я вздрогнул, услышав голос сказавшего эти слова, Эшли же и не пошевелился. Наверное, заметил подходящего к нам танцовщика задолго до того, как он их сказал. Я обернулся и увидел диковатого волшебника в пестром одеянии, какое носят танцовщики, по которой то и дело мелькали искорки пламени и малюсенькие молнии, что говорило о том, что он отдает предпочтение стихиям огня и воздуха. Танцовщик опустился рядом с нами у костра.
— Не стоит впадать в уныние, — повторил он, устраиваясь поудобнее. — Кем бы ни был шепчущий в уши Адиту, он не может желать смерти нашему народу.
— Почему это? — удивился я. — Пока Адиту не начала вещать направо и налево, мы жили себе спокойно в лесах. — Со временем у меня развился обычный для солдат, по крайней мере так говорил Эшли, нигилизм. Я перестал испытывать почти священный трепет в присутствии предсказательниц или при упоминании королевы Кроны.
— И сколько бы так мы прожили? — все с той же грустноватой усмешкой спросил танцовщик, так и не соизволивший представиться. — Сто, двести, ну, не больше трехсот. Мы слишком старая и усталая раса, а люди молоды и сильны. Сильны настолько, что могут легко растрачивать свои жизни на глупую вражду друг с другом. Спустя то время, о котором я сказал, им станет слишком мало места для жизни и они решат расширить жизненное пространство за счет наших лесов. А выдержим ли мы такую войну? Я, лично, ответа на этот вопрос не знаю.
При этих словах Эшли едва заметно дернулся, в глазах его промелькнуло что-то непонятное мне, но я решил не придавать этому значение. В конце концов, сам этот человек был слишком загадочным, чтобы придавать значение еще одной — да к тому же настолько крохотной — странности.
— Что нам может грозить в наших лесах? — удивился я. — Людям никогда не одолеть их магию. — В этом я был уверен на все сто. — У них не осталось собственно магии и они даже сейчас азартно уничтожают своих магов, лишая единственного оружия против нас.
— Не совсем уж единственного, — покачал головой Эшли. — Они способны выдумывать очень странные штуки и без помощи магии подчинять себе огромные силы. Но и случится это не через триста лет, а спустя куда большее число лет.
— Эгей, — хлопнул я по плечу охотника. — О чем это ты? Тоже в пророки записался.
Он тряхнул головой, словно стряхивая с себя неприятные воспоминания.
— Люди к тому времени только вступят в пору зрелости как народ, — продолжал танцовщик. — Их разум пытлив и, возможно, излишне, Эшли прав, неизвестно, до чего они могут додуматься.
— А мы что же? — теперь я уже возмущался. — Ни на что не способны, выходит?
— Мы немолоды, — ответил мне танцовщик, — а к тому времени совсем состаримся и закостенеем. А уж если не будем вести войн с другими народами или между собой, что немыслимо, то совершенно разучимся воевать. У людей же недостатка в боевых действиях, думаю, не будет. Нам сложно было справиться с нежитью, вторгшейся в наши леса, а ведь еще лет сто назад ничего такого быть попросту не могло. Теперь же мы были вынуждены просить помощи у людей.
— И они нам помогли, — мрачно заметил я. — А мы платим им смертью.