— Не писал! — взорвался де Локк. — Я не писал!!! Смотрите!!! — заорал он, подбегая к столу и выхватывая из одного из ящиков кипу пергаментов — на взгляд штук десять-пятнадцать. — Почитайте! Это ответы на мои письма из Аахена и Феррары! — Он швырнул всю кипу в нас. Глаза его горели каким-то запредельным бешенством.
Я поднял один из разлетевшихся листов и прочел:
Эмри тем временем проглядел еще несколько и в швырнул их обратно на пол, припечатав кованным сапогом.
— Его бы сюда, мать его. — Эмри ударил кулаком по стене. — Пусть глянет на все это. Я вернусь в столицу, там стены запляшут!
— Но главная опасность исходит не оттуда, — произнес успокоившийся де Локк. Он не стал собирать бумаги, просто подошел к нам, протопав по пергаментам. — Юг Нейстрии и почти вся Аквиния охвачены как чумой новой сектой, которой руководит ведьма по имени Гретхен Черная. Они отвергают Господа и обряды их очень похожи на поклонение Баалу. У себя я не допускаю подобного, но есть сведения, что некоторые из комендантов фортов и глав городов опускают руки. Это губит сильней и быстрей любых врагов, их города гниют изнутри и готовы сами открыть ворота врагу.
— И клирики допустили это?! — не мог не возмутиться я. — Они всегда расправлялись с любыми культами в два счета.
— Да, — кивнул де Локк, — священники обычно работали на славу. Однако с Гретхен у них что-то не сложилось, вполголоса и подальше от самой распоследней церкви поговаривают о предательстве в рядах.
— Не стоит верить всем досужим домыслам и сплетням, — с такими словами в комнату де Локка вошел изящного телосложения клирик в алом одеянии, под которым отчетливо угадывалась бригантина, из-за наборного пояса торчал шестопер, берет инквизитора, украшенный двумя белоснежными перьями (соответствующими количеству крестов священника), незнакомец держал в левой руке. Мы обернулись к нему и склонили головы для благословение.
— Итак, господа, — обратился к нам клирик, — вы, значит, и есть та помощь, что прибыла к нам из Аахена?
Лицо и голос у него были донельзя благообразными и приятными, казалось, перед нами не живой человек, а святой с храмового витража.
— Я граф Эмри д'Абиссел «императорский посланец», — покачал головой Эмри, — а люди, прибывшие со мной, моя охрана, не более. С кем имею честь?
— Отец Вольфганг, — ответил клирик, — возглавляю здешних баалоборцев. Приятно познакомиться, хоть и в столь скорбное время. А как зовут молодого человека?
— Зигфрид де Монтрой, — учтиво поклонился я, — взаимно рад нашему знакомству.
— Опять же стоит сослаться на время и обстоятельства, — вновь обаятельно улыбнулся клирик, — но Господь не оставляет в беде верных детей его. Мы одолеем козни Hostis generis humani[8] и темной богини Смерти.
— Если только Господь не оставил нас, — произнес мрачным голосом де Локк, заставив нас с Эмри изумленно замолчать. Говорить такое в присутствии клирика — чистое самоубийство.
Однако еще сильней нас удивил сам клирик. Он лишь практически ласково улыбнулся де Локку и произнес:
— Господь оставляет лишь тех, кто отказался в душе своей от Него, впустив туда на Его место глухое отчаяние. Побори сначала себя, граф де Локк, и враг сам падет к твоим ногам.
— Даже тот, которого не берет честная сталь, — столь же мрачно бросил комендант Бриоля.
— Любой враг, — подтвердил клирик. — Вспомни Катберта Молота, сокрушавшего таких тварей, что многие удивлялись как их земля носить может.
— Только не надо вновь вспоминать твои излюбленные похождения святого, — отмахнулся от него де Локк. — Я тысячу раз слышал и о его драке с Королем кракенов и о том, как он в одиночку сразил Огненного дракона Шэади.
— О них, заметь, также все говорили, что их невозможно побороть в честной схватке, — победным тоном добавил клирик.
— Граф Роланд, — встрял в их спор я, — прикончил великана, разорявшего целые провинции, еще будучи оруженосцем. Но это не спасло его от гибели в Ронсевальском ущелье от рук мавров и сарков.
— Что вы хотите этим сказать, молодой человек? — поглядел мне в глаза отец Вольфганг. Я заметил, что он очень редко употребляет столь любимое клириками обращение «сын мой».