Прошла дальше, толкнула дверь мастерской и впала в ступор. Там тоже все было заставлено корзинами и вазами алых роз, от которых рябило в глазах. Мужчина, что стоял напротив маминого мольберта, был замотан в белую ткань, на голове золотой лавровый венок, в руке красное яблоко.
Мама, не замечая меня, увлеченно рассматривала натурщика, потом холст перед собой. На ней был лишь шелковый халат, глубокий вырез обнажал половину груди, а на голове такой же лавровый венок. Румяная, счастливая, глаза горят.
Как интересно.
Я даже потеряла дар речи, рассматривая этот «натюрморт». Но Дмитрий Борисович – красавчик, конечно, в плане поступка, он понял намек буквально и выполнил его. Браво.
Мама и Вишневский – старший, вот это номер, и у них, кажется, все очень, очень далеко зашло.
– Дима, стой и не двигайся, солнце уходит, да, спусти немного ткани с плеча. Еще ниже, совсем убери, да и пусть бедро будет открыто.
– Ты уверена, что это пристойно?
– Ты бог искушения и соблазна, у него все пристойно и достойно.
– Я стар для такой роли.
– Ничего подобного, а давай совсем уберем эту тряпку.
Нужно было срочно или уходить, или дать о себе знать, потому что голого генерального директора компании «НефтьСтройИнвест» я была не готова видеть. Но дверь предательски заскрипела, на меня обратили внимание.
– Здравствуйте всем.
– Дочь?
– Ну, так-то да, если ты еще меня не забыла.
Дмитрий Борисович кашлянул, потом как-то странно крякнул, яблоко с грохотом упало на пол, он начал прикрываться импровизированной тогой, но запутался и чуть не упал сам. Выглядело это забавно и очень мило, сдержала улыбку.
– Не говори глупости, я думаю о тебе постоянно.
– Матильда, помоги, – мама кинулась на помощь, им вдвоем удалось справиться с неловким положением бога искушения. – Маргарита, здравствуйте, у нас тут…
– Я поняла. А где Адам? Он уже не позирует? – сказала специально, чтоб разрядить ситуацию и переключить внимание от себя. Вишневский посмотрел на маму, нахмурил брови, она округлила глаза, поморщилась.
– Матильда, что за Адам? Кто такой Адам?
– Марго, а что случилось, ты почему так рано?
– Матильда, не уходи от ответа, – Дмитрий Борисович медленно снимал лавровый венок, был настроен решительно.
– Дима, вот только давай без этого, без запоздалой ревности. А то я сейчас начну припоминать твою крысу помощницу.
– А она не запоздалая, она как раз в тему. Так что за Адам? Твой любовник?
– Ой, не смеши, Адам ребенок, в сыновья мне годится.
– Но, я смотрю, это не остановило тебя писать его голышом.
Мужчина указал на наброски, они и правда были красноречивы, мама покраснела. Вот это да! Моя Матильда, железная леди сарказма и презрения, покраснела и сейчас начнет оправдываться.
– Это ничего не значит, и не надо так на меня смотреть, я сейчас припомню тебе твою Олечку, которая постоянно рядом и виляет задом.
Если она сейчас, как тогда, назовет его ослом, это будет фиаско.
– Оля тут ни при чем, речь о тебе.
– Оля! Так она уже просто Оля!
Они такие милые, ругаются как влюбленные, ревнуют друг друга. Не стала мешать, да и вопросы лишние мне не нужны. Закрыла дверь, но голоса стихли, насторожилась, вдруг они там сейчас поубивают друг друга. Но снова заглянув, успокоилась, они целовались.
Да, мама, конечно, сильно – приручить такого мужчину, да еще заставить его позировать практически обнаженным. А глядя на то, как Вишневский –старший смотрит на нее, даже я начинаю завидовать.
Ушла к себе в комнату, кажется, не была здесь целую вечность.
Он даже не подошел, словно я никто, так, девушка, что зашла в ресторан. Разве может так реагировать человек, который вот только ночью занимался любовью, целовал, крепко прижимал, в объятьях которого сгорела моя душа?
А вот сейчас обливается слезами.
Легла на кровать, поджала под себя ноги, где-то в сумочке на полу звонил телефон, а мне не хотелось ничего. Завтра утром напишу заявление, соберу свои вещи и уеду к отцу. Пусть живет сча́стливо, с Эльвирой или ей подобными хищницами. Меня снова променяли на кого-то другого, какая ирония.
Но как разучиться любить, если любовь уже случилась?
Глава 40
Вишневский
Ночь была бессонной и отвратительной, Софи долго разговаривала по телефону с Маргаритой, сама же заставила меня набрать ее номер, отобрала смартфон и ушла к себе.
А когда закончила, гордо подняв голову, вручила мне его, позвала Стивена и вновь захлопнула перед моим носом дверь. Я пытался с ней поговорить, подобрал много разных слов, что у взрослых все устроено немного сложнее, что людям нужно время, чтоб разобраться и понять друг друга. Короче, выдохся, выбился из сил, ушел спать.
Но совесть скребла острыми когтями бродячей кошки душу, раздирая до крови. Нужно было догнать Марго, поговорить, но я так отчетливо помню свои эмоции, ту кислоту, что начала прожигать сердце после слов Эльвиры. Я знаю, что не обязан ей верить, что не должен и не буду, что нужно самому все проверить, спросить, поговорить как взрослые люди.