Две жемчужные нити

— Не знаю. Директор уж повесил объявление. Может, кто-нибудь из покупателей и вернет недоплаченные деньги. Вот я и иду, потому что я их вчера вечером продавала, — вздохнула Марина. — Вот тебе и выходной…

— Не переживай, Мариночка, — сказал Василий. — Кто-нибудь да вернет. А за других сообща доплатим.

— Нет, хватит выручать, Василий! Хватит! — громко проговорила Олеся. — Хватит с нас цехового буфета. Кто-то берет, а мы за него платим. Выходит, покрываем… Где же наша совесть, новая мораль?..

Василий побледнел, заморгал белесыми ресницами:

— Тише, Олеся! Ну, что ты орешь? Люди ведь услышат.

— Пусть слышат. А я больше ни копейки не дам в этот буфет. И девчата не дадут. Позор…

— Знаю, Олеся, знаю. Но это ведь наше внутреннее дело. И о нем никто не должен знать…

— Никто? — сжала кулаки Олеся. — Как это никто? В бригаде завелся нечестный человек, а мы должны его покрывать? Нет, браток. Я первая обо всем расскажу. И в газету напишу…

— Растреплешь? — покраснел бригадир. — В газету напишешь?

— Напишу!

— Ну и пиши! Тебя как раз вызывают в райком партии на какое-то совещание, вот и бей там во все колокола. Позорь честь всей бригады. В болото всех… — И, схватив жену под руку, бригадир пошел прочь, даже не попрощавшись.

5

Искра привыкла все делать сразу, не откладывая на завтра, а тут вдруг заколебалась. Она стояла у высокой горы, в которой были вырублены широкие гранитные ступени, ведущие к главному причалу. Ступени напоминали известную Потемкинскую лестницу в Одессе, но были уже и круче. А рядом стоял дом, в котором жил теткин свояк, работавший в отделе кадров шелкоткацкого комбината. Его адрес Искре дал дежурный инженер вечерней смены, обстоятельно рассказав, как ей пройти. Ориентир был один: гранитные ступени сбегают к морю, а рядом стоит фабричный дом.

Девушка легко взбежала на пятый этаж, подняла руку к кнопке электрического звонка и вдруг подумала: «А тетка не сказала, чтобы к нему на квартиру идти. Что же я, дура, пришла сюда? Да еще на ночь глядя… Он один живет. Старик и, говорили, убежденный холостяк… Значит, нелюдимый и скупой. А я ему дальняя родственница, да еще и неожиданная гостья. А может, там у него какая-нибудь знакомая женщина сидит. Чай вдвоем пьют… А я ввалюсь… Вот дура».

Она тихо засмеялась и пошла к морю, оглядываясь на широкие ясные окна, освещенные всеми цветами шелковых абажуров.

Какой неприятный свет! И дом какой-то серый, чужой. Нет, Искра не зайдет больше в него. Она подождет до утра, чтобы встретить дядю на работе. Девушка двинулась было обратно по крутым ступеням к вокзалу, где в багажной камере лежали ее вещи, но тут появились матросы. Они летели по ступеням, спеша на корабли из вечернего увольнения. Камни стонали под их башмаками, земля, казалось, ходила ходуном. В зубах матросы зажимали ленточки, чтобы не утерять бескозырки, к которым те были прикреплены.

Искра надеялась увидеть кого-нибудь из своих знакомых, но бег был такой стремительный и загорелые лица так быстро мелькали перед ней, что она вконец растерялась и, вдруг подчинившись неясному порыву, невольно подалась назад, к морю. И, позабыв обо всем, вдруг позвала:

— Валя! Валентин!

С моря ответили десятки голосов:

— Я! Ого! Иду-у!

И она, застеснявшись, зажмурилась и спряталась за какую-то статую из белого мрамора, стоящую у самого моря.

С моря, от катеров неслось:

— Завтра!.. Тут!.. Жди!..

И девушке показалось, что наконец она услышала родной голос любимого. Тряхнув головой, чтобы прогнать прочь колебания, Искра решительно сказала сама себе:

— А ну его! Какое мне дело, женат он или холостой, этот дядька? Мне с ним детей не крестить.

И через мгновение она уже нажимала кнопку звонка возле знакомой двери, прислушиваясь к писклявому дребезжанию в гулком коридоре. Искра ждала, что дядька спросит, кто звонит, но он открыл дверь, удивленно вытаращил глаза. Смущенно затоптался на месте.

— Пардон…

— Добрый вечер. Я из Самгородка, от тети Ивги. Письмо вам привезла.

— Прошу, заходите, — распахнул он настежь двери, а сам шмыгнул куда-то в кухню или ванную, оставив Искру на пороге.

На девушку пахнуло запахом табачного дыма, олифы и псины, хотя в коридоре было чисто и убрано. На стене висела шинель с погонами флотского офицера, а рядом демисезонное пальто. Тут же — мичманка с крабом и светлая кепка. Морской черный плащ и синий — гражданский. Можно было подумать: дядя то и делал, что переодевался из военного в штатское и наоборот.

Он появился, одетый во флотскую форму. Синий китель, отутюженные брюки, блестящие пуговицы и такие же башмаки. Как на парад вырядился. Прищелкнул каблуками, поклонился:

— Прошу в комнату, и давайте знакомиться. Капитан второго ранга в запасе Марчук. Служил в отделе кадров флота, а теперь тут. С кем имею честь?

— Искра Величай. Племянница тети Ивги, — девушка подала ему письмо.

— Говорите — Искра? Это что ж за имя такое? Неужели отсюда: «Из искры возгорится пламя»?

— Не знаю…

— Прошу садиться, — показал на стул Марчук. — И не удивляйтесь этому беспорядку. Живу один.

И словно спохватившись, крикнул кому-то в коридор:

— Боцман! Ходзь тута!