Две жемчужные нити

Сад пришел к Ирине в палату. В горле защекотало, слезы застлали глаза. Жить! Буду жить! Как сильно, крепко пахнут белые, словно окропленные росой, лилии. Сколько цветов осыпалось за эти две недели, что она пришла в себя, а они всё стоят в изголовье и, кажется, покачиваются и шелестят лепестками. О чем они шепчутся, что скрывают от нее? В палате ведь даже занавеска не шелохнется — так тихо, а цветы все покачиваются и покачиваются, склонив опечаленно белые головки, отряхивая на белую скатерть желтую пыльцу.

Какие чудесные, невиданные краски. Кажется, цветы еще никто такими не нарисовал. Дайте-ка только Ирине набраться сил, подняться и сесть за мольберт. И тогда цветы оживут на картине, запахнут даже зимой. Вот только не будут качаться от ветра. Нет, будет и ветер. Ирина передаст его порывы на листьях, в нежных лепестках. Цветы вспыхнут как алмазы. Алмазы — огни.

Огни. Почему огни? Ведь они светились и тогда, когда Ирина с Валентином переходила железнодорожные пути, в холодном и темном овраге. Они и тогда были перед глазами, сказочные огни. А потом что-то тяжелое и острое ударило в грудь — и глухая ночь упала на глаза. Огни погасли. Алмазные цветы упали в какую-то пропасть, словно их столкнула туда старуха-смерть. И все исчезло. Молодость. Любовь. И сказочные цветы на тропинке к счастью. Огни. Сад. Неужели снова улыбнется судьба? Ох, как тяжело! Горло до сих пор как в железных тисках, его сжимает холодная чужая рука.

Хватит, Ирина! Уже день. Солнце снова улыбается людям. За окном ослепительное море и вечнозеленые кипарисы. Ты не любишь кипарисы? Почему? Говоришь, что это мертвое дерево пахнет тленом, А сосна? Они ведь одной породы. Сосна и кипарис. Проснись, Ирина, ведь сад твой, полный цветов и сладких запахов, снова вернулся к тебе. И не где-то там на курорте, куда ты так спешила, среди зелени, в горах, а здесь, совсем рядом, у самой кровати. Сад в палате, словно свидетель страшного поединка жизни и смерти. Кто кого победит? Сад или глухое забытье в холодном овраге? Сад победил, Ирина. Разве ты не видишь? Сад и цветы, Ирина…

Откуда они появились, эти не по сезону поздние гостьи, ведь пора их цветенья давно отошла? Она всегда мечтала о такой жизни, в которой будет много цветов. Но кто принес их ей в эти самые трудные дни? Кому хочется заботиться о ней?

Кто? Этот вопрос столь жгуч и полон женского нетерпения, что Ирина готова вскочить с кровати и задать его каждому, кто захочет ее выслушать и понять. Но ведь ты, Ирина, даже говорить не в силах. Ты даже прошептать это не сможешь, не то что закричать. А потом, какое это имеет для тебя значение? Страшнее сейчас то, что ты можешь вообще лишиться голоса. Ведь профессор не гарантировал тебе вернуть такой же, как был, звонкий голос, у тебя перерезаны голосовые связки. И шрам на шее останется. Глубокий порез горла. Но это не беда. Шрам можно бусами прикрыть. Или высоким воротником, как это она и делала из-за своей длинной шеи. Не беда. А вот голос?..

Настороженная, как птица в гнезде, Ирина поворачивается на знакомый скрип двери и едва сдерживается, чтобы не захлопать от радости в ладоши. Милая тихая девушка-санитарка несет целую охапку темно-красных с лиловатым отливом роз. И в этой охапке несколько белоснежных цветков. Яркие, бархатистые розы привораживают глаза. И своим ароматом заглушают запах остальных цветов. Настоящий цветочный угар. Кто его создал у ее кровати?

Ирина смотрит испытующе на санитарку, протягивает ей кусочек бумаги, и на нем тревожное: «Кто?» Санитарка звякает о табуретку эмалированным ведерком, в которое ставит розы, удивленно поднимает глаза.

— Как же так? А я думала, вы знаете кто. Это же Олеся Тиховод и ее подружки. Олеся вас сюда и привезла. И почти всю ночь просидела здесь, пока профессор вас оперировал. Ткачиха она, работает на шелкоткацком комбинате. А после смены приходит с девчатами, цветы вам приносит. И когда на работу идет — тоже забегает. А мы решили, что она вам родственница.

Ирина покачала головой. Ей было жалко, что она не родственница этой девушки. Хотелось посмотреть, какая она, хотелось поблагодарить.

— Позвать? — догадалась по ее взгляду санитарка. — Только сегодня не Олеся — другая. Эта тоже часто бывает. Вот я сейчас посмотрю. Только вы уж ненадолго, чтобы врач вас не застал. Приказ милиции такой. И что выдумали? Какое дело милиции? Они к нам еле живых привозят, а мы людей от смерти спасаем, на ноги ставим. Ей надо здоровыми заниматься. Слабых пусть в покое оставит. Жаль, что не я профессор, я бы все это высказала Корзуну. Когда-то людей к нам в город не пускал, а теперь сюда свой нос сует. Так я сейчас позову, только вы не пробуйте заговорить с ней. Пусть она говорит, а вы молчите. Я все ей объясню… — Она вышла и тут же вернулась с Искрой, взволнованной и смущенной.