Две женщины

– Спасибо, что рассказала, Белл. Благодарна тебе, подруга.

Белла схватила ее за руку:

– Как ты поступишь, Джун? Поколотишь ее? Я слышала от Кэти Дэвис, что Джимми уже перевез вещички к ней в дом. Кэти убирается у нее. Так что скоро только об этом и будут трепаться. Мы, жены, всегда последними обо всем узнаем. Я рада, что мой такой урод, – кому он нужен с такой рожей? Он как дыхнет – старая шлюха убежит, не то что нормальная девка.

Белла снова закатилась смехом, и Джун, глядя в ее широко раскрытый хохочущий рот, в котором не хватало переднего зуба, почти позавидовала ей. Вся жизнь Беллы заключалась в детях, другой жизни она не знала. Почему Джун этого всегда не хватало? Почему ей всегда хотелось большего?

Дэбби и Сьюзен молча слушали разговор двух женщин. Когда они вышли из тепла на холодную улицу, Сьюзен взяла мать за руку и крепко сжала. Она еле сдерживала слезы. Гнев и обида переполняли ее сердце.

Подозвав такси, Джун поцеловала дочерей и велела им отправляться домой, пообещав вручить подарки на следующий день. Такси тронулось. Джун с тяжелым сердцем смотрела, как они уезжали. Она стояла на тротуаре и думала, что теперь ей определенно придется выяснять отношения с Джимми. Но был канун Рождества, и хотелось бы обойтись без скандала.

Наконец в дверях появилась Белла. Пыхтя и задыхаясь, она на ходу натягивала на себя пальто и шапку.

– Может, тебе будет легче, если переночуешь у меня? Я всегда тебе рада.

Доброта подруги оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения. Из глаз Джун неудержимо покатились слезы.

– Гнусный подонок, вот он кто, Белла! Гадкий, грязный, вонючий ублюдок!

Белла и смеялась, и одновременно заливалась слезами вместе с подругой.

Джун поставила на стол перед Джимми тарелку с едой. Он молча следил за ее движениями, а затем произнес:

– Мне не ставь. Я уже перекусил. Слушай, почему бы тебе не пойти сегодня вечером куда-нибудь в гости, а? Сегодня я занят, понимаешь, ужасно занят…

Джун посмотрела на него и улыбнулась.

– Ах ты, лгун поганый! Ты занят, это правда, но не по работе, хотя спать с Морин – это, думаю, будь здоров какая тяжелая работа. Ну что молчишь, язык, что ли, проглотил?

Джимми, должно быть жалея ее, принял виноватый вид.

– Кто тебе сказал?

Джун вздохнула:

– Значит, ты этого не отрицаешь?

– Как я могу отрицать правду?

– Почему нет? Ты раньше всегда так делал.

– Ну пойми меня, Джун. Я не знал, что это может быть так серьезно. Но так вышло. Я ее люблю.

Джун присела к столу и покачала головой.

– А что будет со мной? Ты любишь ее, а живешь со мной. Точнее, я живу с тобой. Я бросила мужа и детей…

Джимми отмахнулся от нее:

– Имей совесть, Джуни, ты до этого бросала своего мужа ради первого встречного. А что касается бедных девчонок… Господи, да ты была бы не прочь отдать их в собачий приют, если бы их там взяли. Так что не заливай про свои чувства к ним.

– Я любила моих девочек.

Джимми глубоко вздохнул и затем продолжил свою речь:

– Подумай, что ты говоришь, Джун. Ты их любила. Значит, сейчас ты их больше не любишь, выходит, так? Мне раньше казалось, что ты – самая вкусная бабенка на свете… Честно, я так думал. Но больше я так не думаю, миленькая. Мои вкусы с некоторых пор изменились, я теперь летаю выше, и ты меня не устраиваешь. Господи, да погляди, как грязно у нас в доме. Ты почти не убираешь, и готовишь одно и то же дерьмо, и с тобой ни о чем не поговоришь – не получается с тобой разговор. Пожалуйста, Джун, не заводи волынку, не спрашивай, что между нами случилось и все такое. Давай просто скажем друг другу, что у нас с тобой все кончено, киска. Я тебя, как положено, провожу. Все равно я собирался завести этот разговор после Рождества.

– Очень благородно с твоей стороны. Только скажи мне: почему Морин Картер? Что в ней такого, чего нет во мне?

Джимми провел рукой по лицу. Он был раздражен. Вопрос был прямой, и следовало как-то отвечать на него. Разозлившись, он безжалостно отрезал:

– Собственные мозги, Джуни, соображалка. Вот что у нее есть. Она сама все умеет, вокруг нее не надо прыгать, учить уму-разуму. Достаточно или продолжать?

Для Джун его слова были как удар в солнечное сплетение. У нее перехватило дыхание.

– Нет, теперь мне все ясно, спасибо.

Взяв со стола его тарелку с мясом и картошкой, она швырнула все это в мусорное ведро.

– Когда мне убираться отсюда? Вернее, куда мне убираться?

Джимми страдал, но чувство к Морин, как раковая опухоль, успело завладеть всем его существом.

Ему хотелось быть с Морин постоянно, все время смотреть на нее, наблюдать, что она делает. Он знал: Морин привлекала мужчин, особенно состоятельных, с налаженным бизнесом или сделавших хорошую карьеру. Ему не верилось, что из них из всех она выбрала его. Но это случилось, и теперь он хотел, чтобы она была для него единственной женщиной.

– Я перееду отсюда, Джун. Ты можешь оставаться здесь, пока мы не подыщем для тебя другую квартиру, согласна?

Джун грустно кивнула. Она была так убита, что едва могла говорить.

– Я люблю тебя, Джимми.

Эти слова помимо воли сорвались с ее губ.