Две женщины

В церкви Сьюзен особенно остро ощущала свою нечистоту, зная, что она все еще больна дурной болезнью, которая бывает только у грязных людей. Стоя у алтаря перед лицом Всевышнего, она воображала, как отравленная болезнью кровь бежит у нее по венам – так она текла по ее венам тогда, когда дитя еще было в ней; так болезнь перетекла по ее венам в тельце ребенка по милости Барри Далстона, этого распоследнего мерзавца и родного отца погубленного младенца.

Ее опять стал разбирать смех. Четыре человека из присутствовавших на похоронах лечились от венерического заболевания в специальной клинике. «Жаль, что тут нет Фрэнсис, – подумала Сьюзен. – Тогда получилось бы пять».

Пять особо отличившихся. При этой мысли Сьюзен чуть не расхохоталась. Она услышала голос отца. Джоуи говорил, что первое время за могилкой следовало бы присматривать. «Понимаете, – объяснял он всем и каждому, – на крышке гроба крест из чистого золота, и могут найтись такие, что откопают гроб и сдерут крест. Сами знаете, какие тут люди».

Джун приказала ему заткнуться, не оценив его здравомыслия. Но Сьюзен понимала, что Джоуи по-своему хотел утешить дочку, намекнуть ей, как они постарались для ребеночка, сделали все как полагается. Потратили много денег, устроили ему, как выразилась Айви, «достойные проводы». Проводы куда? Куда, так их растак, они его провожали? Одного, без мамочки?

Что это за Бог, который допустил такое?

Но тут же выражение лица Сьюзен изменилось, стало мягче. Тот же Бог, что послал ей Барри Далстона. Разве не так? И как же она молила Господа о любви Барри, дура этакая!

Все кончилось. Сьюзен поняла это по тому облегчению, которое отразилось на лицах людей. Лица уже не были печальны. К ней подошел Барри и обнял за плечи. Он плакал. Сьюзен видела, что за ними наблюдают, в том числе Мод с выводком своих гадючек-подруг. Ишь, сбежались, как крысы на падаль.

– Отвали, Барри.

Сьюзен произнесла это тихо, но с силой, и ее услышали. В этот миг ее как будто прорвало. Слезы хлынули из глаз. И все из-за запаха, который исходил от Барри. Запаха, который она когда-то так любила: туалетной воды и сигарет, бриолина и рыбы с картошкой.

Когда-то его близость была для нее всем на свете, рядом с ним она чувствовала себя надежно. Сьюзен любила и желала его. И вот теперь она плакала о своем покойном ребенке. О своей погубленной юности, от которой не останется даже светлых воспоминаний.

Барри казался для нее спасением, он избавил ее от жизни под одной крышей с Джоуи и Джун. Он так долго был светом в ее окошке, она так мечтала завладеть им. Теперь же Сьюзен понимала, что все время она пыталась добыть фальшивое золото.

И все же она позволила ему крепко прижать ее к себе. Как-никак хоронили его сына, и тут было не время и не место устраивать истерики, как бы сильно ей ни хотелось выплеснуть всю правду ему в лицо. Вокруг стояли и пялились соседи, которым вовсе не следовало знать, что творилось у нее на душе. Как бы ни было пусто и тяжело на сердце, привычка прятать от людей сокровенное оставалась для Сьюзен сильнее.

Она проснулась посреди ночи. Свет уличного фонаря, проникая в окно спальни, струил мягкий, золотистый свет. Грудь Сьюзен горела, словно внутри у нее разгорался пожар. Ей было жарко и плохо.

Барри стоял на коленях у кровати. Она поняла, что это он ее разбудил, прервав блаженный, спасительный сон, который хоть на время давал забыть о боли. Какое это прекрасное изобретение – снотворные таблетки.

– Ну что, опять? Не надоело?

Она сказала это тихим, усталым голосом, но в ночном безмолвии ее слова прозвучали громко, резко.

– Я люблю тебя, Сью. Люблю, и все.

В его голосе слышалась неподдельная боль, но Сьюзен это не трогало. Она не ответила.

– Прости, Сью, но это правда. Я знаю, это моя вина, полностью моя вина. Но понимаешь, все это устроил поганый Джоуи. Это он притащил меня в бар, напоил, и я проснулся на другое утро с двумя девками в постели…

Барри плакал навзрыд.

– Ты хочешь сказать, что они валялись здесь, в этой кровати?

В темноте она плохо видела его, но почувствовала, что он кивнул. Он хотел помириться с ней, хотел быть с ней честным.

– Это были просто девки, старые шлюхи. Для меня они ничего не значили. Это было не то, что у нас с тобой, любовь моя. У нас с тобой все по-настоящему. Я тебя люблю. А на них мне насрать.

Сьюзен насмешливо произнесла:

– Рада это слышать. А теперь можно я посплю?

Барри прижал голову к ее животу, большому, круглому, мягкому животу с розовыми следами растяжек и белой кожей.

– Пожалуйста, Сью, не бросай меня. Перестань меня отталкивать. Мне тоже плохо.

Барри добился того, что она почти научилась испытывать наслаждение от секса. Один раз или даже дважды он доводил ее до экстаза. Но она сознательно зажималась, отгоняя от себя подступающие ощущения. Ей не хотелось знать, что это такое и отчего люди сходят с ума, совокупляются с первыми встречными, как дикари, следуя велению плоти.

– Дай мне поспать, Барри, пожалуйста.