Рагнвальд сам добрел до скамьи и сел. Регнер – добросердечный и понимающий человек – сделал ему знак, дескать, разделяю ваше горе, – и вышел. Слуги закрыли дверь, Рагнвальд и Гуннхильд остались вдвоем. По лицу молодой королевы текли слезы, и она кривила рот, чтобы челядь не услышала всхлипываний. Она очень полюбила сестру Харальда и жену брата. Никто не удивился бы, если бы эти две женщины, обе по-своему красивые и по-своему сильные, к тому же судьбой пристегнутые к непримиримому соперничеству мужей, враждовали бы между собой. Но они не враждовали, а как могли поддерживали друг друга. Будто знали, что их родство не продлится и года.
– Она сама тогда велела мне бежать в другую сторону, – ловя воздух ртом, уже в который раз сказала Гуннхильд. – Кричала, что, если мы побежим вместе, нас точно поймают, а так им придется разделиться и хотя бы одна из нас сможет оторваться… Злючка отдала мне свой драный грязный плащ, а на Ингер было красное платье… В лесу она сразу бросалась в глаза…
Рагнвальд махнул рукой, еще раз давая понять, что оправданий не требуется. Из спального чулана не доносилось ни звука. Уж конечно, Харальд не станет рыдать в голос, не такой он человек. Но никто не должен видеть этой острой боли в его глазах, и он не выйдет, пока не справится с ней. Он любил Ингер и гордился ею. Такой женщиной всякий будет гордиться, муж он ей или брат…
– Так ты сказала, что теперь он здешний конунг? – стараясь подумать о другом, Рагнвальд кивнул на дверь чулана. – А я уже никто в том краю, которым мои предки владели сто лет?
– Но почему же ты так долго не возвращался? – Гуннхильд вытерла слезы. – Сначала мы думали, что ты пытаешься договориться с Хаконом… Понятно же: раз такой человек, как он, захватил такую женщину, как она, он просто так теперь ее не отдаст, будет требовать половину страны или столько золота, сколько она весит. Я думала, что если тебя так долго нет, то значит, есть надежда! Если бы он просто отказался с тобой разговаривать, ты бы сразу вернулся собирать войско. А потом пошли слухи, что ты умер… И все заговорили: вот почему он не возвращается…
– Хильда! – Рагнвальд подался к сестре. – Вспомни: кто первым сказал, что я умер?
Гуннхильд закрыла лицо руками, стараясь сосредоточиться, надавила кончиками пальцев на глаза, будто пытаясь выжать из них забытый образ. Рагнвальд сосредоточенно ждал.
– Я услышала от Харальда, – наконец Гуннхильд опустила руки. – Он сказал: дорогая, ты не волнуйся так сразу, может, это еще только слухи, мало ли что по викам болтают…
Рагнвальд нетерпеливо дернул бровью, и она продолжала:
– Заговорили в гавани. Пришел какой-то корабль… И как-то все сразу узнали. В один день ко мне приходили Торбен, и Альвбад, и Висислейв – все хотели знать, правда ли…
– Все приходили спросить, – перебил ее Рагнвальд. – Но приходил кто-нибудь, чтобы
– Н-нет… – с запинкой ответила Гуннхильд. Это напомнило Рагнвальду заикание Харальда, и он с досадой отметил: вот, она уже перенимает привычки своего длиннорукого муженька! – Говорили, что какой-то корабль шел дальше на восток… Но нет, я не слышала, чтобы кто-то назвал себя свидетелем.
– И как же ты поверила? – Рагнвальд зажал руки между колен и взглянул на сестру с мягким упреком, будто удивляясь, что она могла сотворить такую глупость.
– Харальд так держался со мной… утешал… будто это несомненная правда. И… я подумала, что это точно правда, что он чего-то знает, но мне не говорит… Он же не все мне рассказывает…
– А тебе не приходило в голову… – медленно начал Рагнвальд, – что эти слухи пустил сам Харальд?
– Что? – Гуннхильд уставилась на него, и он отметил темные круги у нее под глазами. Да уж, последний год и для нее выдался нелегким.
– Что он сам это придумал и через своих людей запустил слухи, будто я умер. И будто Хакон снова собрал войско. И подкупил хёвдингов, чтобы они «забеспокоились» и позвали его в конунги.
Гуннхильда опустила руки на колени и посмотрела на них.
– Нет… – тихо сказала она чуть погодя. – Тогда мне это не пришло в голову. Но я никуда не годилась… Думала, за что же боги так на нас разгневались… И отец, и бабушка, и ты, и Горм с Тюрой, все в один год… Только мы с теткой Оди остались… Мы плакали и плакали… Харальд сам предложил заказать поминальный камень… так жалел меня… Но почему же! – Она взглянула на брата с болью и мольбой, будто ответ на вопрос мог что-то исправить. – Почему же ты так долго не возвращался, если она умерла и говорить было не о чем?
Почему? Рагнвальд не отвечал и даже не глядел на сестру. Он затруднялся объяснить это словами, хотя и сейчас отлично помнил свое тогдашнее состояние. Как день за днем слонялся возле свежего кургана, будто коза, привязанная к колышку и неспособная уйти без хозяйки.
Уже тогда он чувствовал: это крушение всех надежд. Ингер умерла. Он приехал сюда за ней, готовый хоть продаться Хакону Доброму в неволю, лишь бы выкупить ее. Но выкупить ее у Хель невозможно. Такое не удалось даже асам. И зачем возвращаться? Куда? Где еще есть жизнь в Среднем мире, если Ингер умерла?