Две жены господина Н.

— Так на каторгу-то за что? Я не убивал, снова скажу, — вот вам крест святой, не убивал! Хоть на образ поклянусь, хоть на материну могилу… Нет тут моей вины! И сам-то как жив остался — не знаю… Этот хромой нас с Василисой застукал, ее за волосы выволок, слышу, кричит она, бедная, за дверью, бьется… Ну, думаю, сейчас сторож Макар вернется, аспид колченогий, и за меня примется. Того гляди, на нож поднимет! Револьвер свой я выхватил для обороны и сижу, трясусь от страха… У меня револьвер при себе так, больше для порядка, чем для стрельбы. Когда по торговым делам езжу, без этого нельзя, товар дорогой при себе имеешь либо суммы денежные, случается, пугание кому из лихих людей устроить нужно. В торговле всякое бывает. Но стрелять по людям не доводилось еще. Не больно-то я в деле стрельбы умелый, да и грех такой как на душу взять — по человеку палить? Ну сижу на складе, за тюками, и думаю: не иначе как придется сейчас револьвер опробовать… И от того еще страшнее становится, аж внутри все дрожит и колотится. А этот хромой так и не вернулся. На бабу отвлекся, стало быть… Я тогда еще не знал, что он ее до смерти зарезал, думаю, так, учит тумаками… Потом пожар начался, я тушить побежал — не ровен час пламя на другие склады перекинулось бы, где мой товар пристроен, то-то убытки бы были немереные… А хромой этот уже на пожаре ко мне обратно же подвернулся, ножик к ребрам приставил и говорит: «Или, пес, крест целуй на том, что язык за зубами держать будешь, или я тебя сей же час жизни лишу! Тут в суматохе никто и не заметит. Зла за бабу я на тебя не держу, но ежели о том, что было, пикнешь — горько жалеть придется…» Вот теперь все как на духу говорю, раз он, ирод, уже в остроге. А прежде не мог, ваша милость, не судите — жена, дети малые…

Прокурор Хомутовский, ознакомившись с материалами дела об убийстве Трофимкиной, остался доволен ходом расследования.

— Прихватили этого Дугу, прихватили голубчика, — сказал он, закрывая папку. — Ну что же, с божьей помощью найдем связь с двумя первыми убийствами, и можно готовить дело к передаче в суд. Постарались вы, Дмитрий Степанович. Теперь побыстрее бы признания во всех трех убийствах добиться — и с рук долой. Я уж в уме прикидываю, как буду выступать на процессе… Дуге не то что каторга, Дуге виселица грозит — шутка ли, три убийства беззащитных женщин! Хотя сейчас суды стали мягкие… Присяжные вечно во всем сомневаются. К тому же Дума три недели назад отменила смертную казнь, за исключением особых случаев. Но три убийства — случай особый.

— Да вот насчет трех убийств у меня есть сомнения, Викентий Полуэктович.

— Что значит — сомнения? Это вы, батенька, о чем?

— В убийствах Авдотьи Кочергиной и Антонины Феофановой просматривается другой почерк.

— Это вы из ваших новомодных заграничных научных теорий выводите, про почерк-то?

— Да нет, тут все просто — удары женщинам наносились правой рукой, каждая получила по три ножевых удара, причем расположение ран…

— Те-те-те, батенька мой. Как же вы любите всякие умствования! Поверьте мне, старику, не доведут они вас до добра. Сами же заметили — тут все просто: кто один раз мог женщину убить, мог это сделать и другой раз, и третий. Дуга убил Трофимкину и на убийстве попался. Он, как теперь известно, равно владеет и правой рукой, и левой, стало быть, какой рукой ловчее ему было, такой нож и хватал. А два он удара жертвам нанес или три — это уж как получилось. Зарезать человека, женщину нелегко, тут обезуметь надо, чтобы нож в дело пустить. А обезумевший человек ударов считать не будет. Два там или три… Как вышло, так и вышло. Вы уж, господин судебный следователь, извольте подвергнуть эти дела доскональной проверке на предмет причастности Дуги ко всем трем убийствам. И самым внимательнейшим образом.

— Да проверяю уже, Викентий Полуэктович. По убийству Феофановой у Дуги алиби — гулял в тот вечер на свадьбе у соседа.

— А по убийству Кочергиной алиби нет?

— Нет. Правда, он дежурил и видели его люди вечером на пристани у амбаров, но, конечно, мог отлучиться. Мог и до оврага дойти, хотя с пристани туда далековато, а Макару на хромой ноге ковылять и совсем несподручно, но в принципе мог и успеть подкараулить Авдотью, убить и вернуться.