Две жены господина Н.

— Увы, старика ждет серьезное разочарование… Итак, отношения в моей семье были ужасны, я привык жить без счастья и даже без маленьких радостей. Жизнь уныло тянулась, скучная, серая, полная безобразных склок и громких скандалов. И скорее всего так и прошла бы… Но однажды к моему соседу, архитектору Холмогорову, в доме которого я был принят по-свойски, приехала из Саратова племянница, молодая девушка. Мы познакомились, и жизнь моя совершенно переменилась.

Не знаю, право, почему я сошелся тогда с Надей — она была нехороша собой, такая бледная, тихая, полусонная девица, на которую никто не обращал внимания. Вероятно, мной в какую-то роковую минуту двигало отчаяние, жалость к себе и к этой одинокой блеклой амебе, в жизни которой никогда не было ярких страстей… Но в первые же минуты нашей близости я стал свидетелем чудесного превращения — Надя вдруг расцвела, сделалась почти красавицей, а главное… Это был настоящий вулкан!

Таких утонченных, изысканных, можно даже сказать, извращенных наслаждений я не знал никогда. По сравнению с Надей моя жена Матильда стала казаться мне мерзкой холодной жабой. Я совершенно потерял голову… Мне каждую минуту хотелось быть рядом с Надей, наслаждаться ее близостью, я просто растворялся в ней… Я обезумел, потерял себя и готов был превратиться в половик на ее пороге, чтобы она каждый день вытирала об меня грязные подошвы своих башмачков.

Надя стала требовать, чтобы я на ней женился. Как и всем женщинам, ей очень хотелось предстать перед алтарем в фате с флердоранжем. Я сделал бы это с радостью, но ведь меня уже связывали брачные узы. Причем Матильда не давала мне никаких надежд на мое возможное вдовство хотя бы в отдаленном будущем. Несмотря на пресловутые нервы, здоровье ее было отменным.

И, представьте себе, у Нади созрел безумный план — Матильда, которая отравляла нам жизнь, должна была уйти из этого мира, уступив свое место Наденьке.

Я сам никогда не решился бы на убийство, но моя воля была к тому моменту уже полностью парализована этой женщиной. Жизнь Матильды казалась такой пустой и ненужной и так мешала моему счастью. Сколько лет потратил я совершенно бездарно, несчастливо, в отвратительных скандалах… И вот нужно решиться на поступок, который в несколько минут изменит всю мою судьбу!

Мы стали продумывать способ, как избавиться от проклятой Матильды. Яд, утопление, имитация самоубийства с использованием огнестрельного оружия или петли для повешения — такие варианты я отмел сразу как слишком рискованные в плане последующего разоблачения. Как судебный следователь я кое-что смыслил и был предельно осторожен.

И тут Наде в голову пришла новая идея — каким образом мы можем устранить Матильду, одновременно обеспечив друг другу алиби.

Убийство должно было произойти в вечер Надиных именин (замечательный осенний день — святые Вера, Надежда, Любовь и мать их Софья), когда в особняке старого архитектора ожидалось много гостей.

Моя жена, по понятным причинам ненавидевшая Надежду и ревновавшая к ней, конечно же, осталась дома, причем сильно не в духе, а я ушел в гости, чтобы потом тайно вернуться…

Подставить под подозрение мы сразу решили местного пьяницу-стекольщика. Я вызвал его в свой дом для починки окна и сознательно спровоцировал его ссору с моей женой.

Пообещав Тихону несусветно большие деньги за пустяковую работу, я предоставил жене расплачиваться и объясняться. Она, не привыкшая сдерживаться, конечно же, возмутилась его жадностью и принялась громко кричать, всяко обзывая бедного мужика, и потом множество свидетелей на следствии показали, что у Тихона с барыней был крупный скандал, закончившийся взаимными угрозами.

Орудием преступления мы с Надей избрали столярную стамеску, которую специально остро наточили. Подброшенный рядом с домом окровавленный инструмент тоже должен был косвенно навести следствие на Тихона. Но пьяница-стекольщик сам сделал нам большой подарок — он напился и уснул возле забора нашего сада, выходившего на пустырь.

Никаких циркачей тогда там не было, по вечерам на пустыре не встречалось ни души. Мы с Надей, отправившись якобы прокатиться на лодке, вскоре причалили к берегу и прокрались к моему саду. Увидев спящего пьяного Тихона, Надя сняла с него сапоги и кожаный рабочий фартук, заставив меня все это надеть.

Я специально залез сапогами в грязь, чтобы оставить на месте убийства побольше следов. Надя же, наоборот, сначала шла только по гравию, а потом сняла на пожарной лестнице туфельки и была в одних чулках. Через окно мы влезли в спальню.

Жена крепко спала — перед уходом в гости к ее обычному бромистому калию я подмешал очень сильное снотворное средство. Казалось бы, все складывается на редкость удачно, но я не учел одного незначительного обстоятельства — собственного малодушия…