Две жены господина Н.

Террористы, швейцар и генерал Замятин были буквально разорваны в клочья. Всего от взрыва на месте погибли тридцать два человека, не считая раненых, умерших в больницах в последующие дни. (Сведения об этих смертях приходили ежедневно, причиняя Петру Аркадьевичу страшную боль…).

Дети, стоявшие с нянькой на балконе, были выброшены взрывной волной на набережную Невки. На них посыпались обломки дома. Наташа попала под копыта раненных осколками и обезумевших от боли лошадей, на которых приехали террористы.

От верной смерти четырнадцатилетнюю девочку спасло одно — ее закрыла сверху какая-то доска, по которой и били копытами лошади, вдавливая отколовшиеся щепки в открытые раны раздробленных ног Наташи.

Когда Наташу достали из-под кучи обломков, она была без сознания и ее бледное лицо казалось совершенно спокойным, будто бы даже улыбка тронула губы… Но, очнувшись, она закричала так страшно, так жалобно, что у близких мороз прошел по коже…

Кричала Наташа не переставая, до тех пор, пока ее не увезли в больницу…

Врачи были уверены, что ноги девочке придется ампутировать, чтобы спасти ей жизнь, но Петр Аркадьевич настоял, чтобы под его отцовскую ответственность с ампутацией подождали хотя бы сутки и сделали все возможное, чтобы спасти ноги его дочери.

Близкие вспоминали, как за месяц до взрыва, на именины матери, младшие девочки поставили пьесу собственного сочинения в стихах, где Наташа играла роль цветочка, жалующегося, что у него нет ножек и он не может бегать… Теперь это казалось всем трагическим пророчеством.

У трехлетнего Ади была изранена голова и сломана нога, но самым страшным оказалось нервное потрясение. Он долго еще не мог спать, его мучили кошмары, и, задремав на минуту, он подхватывался и, отчаянно плача, кричал: «Я падаю, падаю!»

Семнадцатилетняя няня, извлеченная из-под обломков дома вместе с детьми, тихо стонала и повторяла: «Ох, ноги мои, ноги!» Маша Столыпина расшнуровала ботинок на ее ноге и попыталась его бережно снять, но вдруг с ужасом почувствовала, что нога остается в ботинке, отделяясь от туловища…

А по садовой дорожке между мертвыми и умирающими людьми как ни в чем не бывало ползали две Наташиных черепахи…

На газоне лежал мертвый мальчик лет двух-трех, около которого выставили часового.

— Чей это ребенок? — спросила Маша.

— Сын его высокопревосходительства, — по-военному козырнув, ответил тот.

Погибший мальчик, которого в суматохе приняли за Адю, оказался сыном одного из просителей, дожидавшихся приема у премьер-министра.

Взрыв был такой силы, что даже на противоположной стороне реки не осталось ни одного целого стекла в расположенных там фабричных корпусах.

Единственная комната в доме, которая совершенно не пострадала от взрыва, оказалась кабинетом Столыпина.

Он сидел за письменным столом в момент покушения, и подскочившая от взрыва бронзовая чернильница окатила его брызгами. Никакого другого урона непосредственно персоне председателя Совета министров террористы не нанесли.

Государь, узнав о несчастье, случившемся в доме премьер-министра, предложил Столыпину в качестве компенсации большую денежную помощь.

— Простите, ваше величество, но я не продаю кровь своих детей, — ответил Петр Аркадьевич.

Какое-то время спустя Борис Савин снова встретился с Медведем, ставшим после взрыва на Аптекарском острове довольно популярной в революционных кругах персоной.

У Савина за это время тоже было много событий. Он занимался организацией покушения на генерал-лейтенанта Неплюева, коменданта севастопольской крепости.

В мае в Крыму было очень приятно, но вот покушение на Неплюева нельзя было назвать полностью успешным — бомба была взорвана, когда комендант принимал парад, шесть человек из толпы погибли, тридцать семь были ранены, а Неплюев остался жив… В качестве непосредственного исполнителя теракта был задействован шестнадцатилетний парнишка, и, конечно же, сопляк все сделал не так.

В довершение всего сам Савин, а также участвовавшие в покушении Федя Назарьев и Тройников были арестованы. Им грозила смертная казнь, и товарищи из боевой организации на партийные деньги решили подготовить для всей тройки побег.

Однако спасти из тюрьмы всех троих оказалось слишком сложно, и наименее ценными членами организации пришлось пожертвовать. Савина из тюрьмы вызволили, а Назарьев и Тройников позже пошли на каторгу…

Теракты были громкие, но и Столыпин, и Неплюев в результате остались живы. Неудачи как-то сблизили и примирили Савина и Медведя. Сидя в пивной в Гельсингфорсе, они говорили почти по-приятельски.

— Вы были правы, — устало соглашался Медведь. — Одним партизанством много не сделаешь. Нужна детальная проработка всех вариантов, нужен предварительный большой и тяжелый труд… На примере дачи Столыпина, когда издали все казалось так просто, а на деле вышел пшик, я в этом убедился. Эх, если бы у нас была ваша дисциплина…