Две жизни

«Алешенька, ради бога, сохрани беленький узелок, в котором лежат мои геологические документы. Я думаю, ты это сделаешь для меня. Иду в Байгантай — так распорядилась Ирина. Надо обследовать начало участка. Только что повстречала Кирилла Владимировича с Киселевым. Алеша, я за тебя рада, ты получил благодарность от штаба экспедиции за хорошую работу. Это я узнала от Кирилла Владимировича. Мозгалевскому и Коле Николаевичу тоже благодарности. И мне благодарность. Еще раз, Алеша, попрошу, сохрани документы. Привет всем. Целую тебя крепко-крепко.

Тася».

— Олег Александрович, вам, Коле Николаевичу и мне благодарность за хорошую работу, — сообщаю я взволнованно.

Мозгалевский смотрит на меня поверх очков, видимо не понимает, еще не дошла до него эта радостная весть.

— За хорошую работу благодарность нам, — повторяю я.

— За хо-ро-шую ра-бо-ту! — И он хохочет так, что очки у него падают с носа.

Я растерян, не знаю, что говорить. А он хохочет. Я уже злюсь. «Почему он насмехается? Нам было трудно, но мы делали свое дело, и за это нас отблагодарили. Почему же он не радуется?» А Мозгалевский уже не смеется, он широко разводит руки и неестественно гортанным голосом кричит:

— Спа-си-бо! — Усы его топорщатся, глаза от натуги лезут из орбит, и сам он чуть не падает на спину. — Спа-си-бо! Дешево и сердито. Спа-си-бо! Благодарю. — Он обращается ко мне: — И поздравляю! Спа-си-бо! — И хохочет.

— Да! — спохватывается Васька. — Кирилл Владимирович велел вам всем перебираться на Кондокай, это отсюда километров восемь будет.

— Зачем? — спросил Мозгалевский, утирая остывшие слезы на глазах.

— А это он вам сам скажет...

— Что же, неужели Градов оказался толковее Лаврова? — в раздумье сказал Коля Николаевич. — Не успел приступить к работе, как уже появились тяжелые самолеты, продукты, спецовка.

— В конечном счете это не имеет значения, — ответил ему Мозгалевский, — но интересно, весьма интересно, как он теперь отнесется к скальному варианту. То, что он объявил нам всем благодарности...

— Не всем, — хмуро заметил Соснин. — Хозяйственники, видимо, тут не в счет, за людей не считаются.

— Но, голубчик, — не сразу ответил ему Мозгалевский, — я понимаю... но ведь речь шла... А вообще, действительно, почему вы не получили благодарности? Почему вам не сказали спасибо? Но не огорчайтесь, я это дело поправлю. Слушайте! — Голос Мозгалевского окреп. — От имени руководства третьей изыскательской комплексной партии объявляю заместителю начальника партии по административно-хозяйственной части товарищу Соснину Григорию Фомичу благодарность с занесением в личное дело!

— Это что, всерьез? — спросил Соснин.

— Конечно...

— Тогда благодарю вас и, со своей стороны, заверяю: не пожалею сил... — Он помолчал и гаркнул: — Служу Советскому Союзу!

16 ноября

Забрали свои манатки и двинулись гуртом в Кондокай. Мороз был крепковат, стягивал губы, прихватывал нос. Шли узкой тропой вдоль косогора, по заберегам. Вода убыла, и лед висел теперь над нею на полуметровой высоте. Потрескивал, но держал. В одном месте скала врезалась в реку, и нам пришлось ползком, прижимаясь к ней, пройти этот кусок. Рядом, в полушаге от нас, подскакивала вода. Только миновали это место, как натолкнулись на другое. У одного из утесов обвалился лед. Вода облизывала камни. Мы попробовали было взобраться на косогор, но попытка эта оказалась бесполезной. Пришлось вернуться назад, переправиться на бате на другую сторону (и черт кого-то дернул убедить нас пойти по левому берегу!). Путь был обычный: с заберегов на косы, с кос на забереги. Мне надоели эти переходы, и, чтобы поскорее отделаться, я пошел быстрее. Через час я подходил к зимовке. Увидел дым. Я знал — кроме Кирилла Владимировича, тут никого не могло быть. С собой я могу быть откровенен. Мне нравится Костомаров. В нем есть та сила, которая заставляет человека подчиняться, не унижая собственного достоинства. То, что он делает на трассе, — теперь мне уже совершенно ясно, — это талантливая, ответственная работа. Не случайно Мозгалевский несколько раз высказывал свои опасения насчет Градова. Градову могут творческие решения Костомарова не понравиться. Они необычны. А я уже замечал: то, что необычно, всегда встречается настороженно.

Я подошел к землянке и удивился — дым валил из входа. Нет, тут, конечно, не могло быть Костомарова. Заглянул внутрь.

— Алешенька!

У маленького костра, присев на корточки, сидела Тася.

— Откуда ты? — спросил я ее.