Две жизни

Много сделал Кедров и для укрепления военного аппарата вновь создаваемой регулярной армии, установил крепкую связь его с местными организациями.

Он непосредственно руководил начальными военными действиями, задержав продвижение интервентов, занявших Архангельск, на Вологду вдоль железной дороги и Северной Двины.

Что касается лично меня, то я навсегда сохранил глубокое искреннее уважение к этому человеку, явившемуся моим первым наставником в трудных условиях организационной работы в Беломорском военном округе, а затем и в 6-й армии. Ему я обязан многочисленными советами по обороне Северного края от интервентов и белогвардейцев.

Не могу также забыть, как горячо он одобрял впоследствии, уже в Москве, мое желание подать заявление о вступлении в партию.

Душевную прямоту Кедрова хорошо характеризует следующий его разговор со мной. Я как-то раз откровенно передал ему циркулировавшие в городе слухи о его зверствах и в связи с этим вспомнил известные слова знаменитого кардинала Ришелье: «У меня, — говорил Ришелье перед смертью, — личных врагов нет, так как все, кого я преследовал и карал, были врагами государства, а не моими». На это Кедров со своей обычной горячностью возразил, что считает слова Ришелье или крайним лицемерием, или крайним политическим невежеством. «Настоящий советский гражданин не может так противопоставлять личные интересы государственным: враги советского народа являются и моими личными врагами», — сказал он.

Центр в предвидении десанта приказал Кедрову принять на себя командование над всем Северо-Восточным районом, для чего с 20 июля перенести свое пребывание в Вологду, а непосредственную оборону Архангельска возложить на специально командированного главкомом комдива Потапова[87] и приданных ему сотрудников. Во исполнение этого приказания Кедров, Геккер и я (в качестве начальника штаба района) переехали в Вологду передав оборону Архангельска Потапову.

Последний принял на себя руководство обороной города и вместе с изменником Викорстом все меры к «надежной» встрече интервентов: к установке батарей на острове Мудьюг, к закладке минных полей на Двинском фарватере, к затоплению на нем наших ледоколов, к возложению охраны города на надежную часть, к установлению наблюдения за прилегающим к Архангельску побережьем, наконец, к соответствующему размещению в городе его гарнизона в целях обороны. Это были именно те меры, которые обсуждались и были приняты на совместном с нами секретном совещании Архангельского исполкома в присутствии Потапова и Викорста.

Мы с Кедровым, уже будучи в Вологде, с негодованием узнали, как легко интервенты при содействии этих изменников совершили свою высадку.

1 августа Архангельск по существу беспрепятственно перешел в руки интервентов, так как батареи на острове Мудьюг, не примененные к местности, были тотчас же сбиты огнем (неприятельских) крейсеров «Аттентив», «Кокрен» и «Адмирал Ооб», минные поля обезврежены тральщиками; затопленные (не на фарватере и невзорванные вследствие негодных запалов Костевича) ледоколы «Микула» и «Святогор» подняты; охрана города оказалась порученной 1-му Архангельскому батальону, только что перед самым десантом бунтовавшему против Советской власти; сам Потапов в момент десанта из города скрылся; его помощник полковник Берс был более озабочен судьбой денежного ящика, с которым и перешел к англичанам; наконец, красноармейская часть была предусмотрительно размещена на левом берегу Двины и не могла помешать десанту англичан, благополучно высадившемуся на правом берегу. Губернский военный комиссар Зенькович, пытавшийся организовать оборону на левом берегу, у станции Исакогорка, был обойден с фланга и тыла французским и английским десантами на побережье и убит. Члены исполкома, застигнутые врасплох (Павлин Виноградов находился в этот момент в Шенкурске на усмирении мятежа, поднятого при поддержке Френсиса эсерами), поспешно эвакуировались на пароходах по Двине в Котлас.

После занятия Архангельска интервентами остатки красноармейских отрядов отошли от города. Кедров поспешил с отрядом на помощь им из Москвы по железной дороге, но был остановлен интервентами.

Так началась интервенция англо-американцев у нас на Севере. Одновременно она происходила и на Дальнем Востоке, и в Сибири при участии японцев.

Интервенты из Архангельска выдвинули свои войска к югу: по железной дороге к станции Обозерской, а по Северной Двине — в район Сельцо — Тулгас — Троица.

Мы со своей стороны закрепились у станции Емца. Противник, хваставшийся, что через 10 дней после высадки будет в Вологде, за всю осень 1918 года смог продвинуться только на 70 верст.

Вновь установившийся фронт соприкосновения с интервентами шел в границах: на севере — линия огня; на западе — по восточной стороне Онежского озера (позже эта граница уже шла по восточному побережью Ладожского озера) — Вытегра до Белоозера и Череповца; на юге — по линии железной дороги Данилов — Буй — Галич — Вятка; на востоке — по железной дороге Вятка — Котлас, река Вычегда до ее верховьев и далее на восток до реки Печоры и Уральских гор.