"Две жизни" (ч.II, т.1-2)

Как и предсказывал Флорентиец, в состоянии Алисы сразу наступило улучшение, и через два дня она уже спустилась вниз, похудевшая и побледневшая, но совершенно здоровая. Для мистера Тендля эти два дня мелькнули как один час. Он не мог себе представить, что когда-то жил на свете без лорда Бенедикта и его семьи. А когда был представлен Алисе, то встал перед нею молча, смущённый, взволнованный.

— Почему у вас такой несчастный вид, мистер Тендль? — спросил Мильдрей. — Мы привыкли, что возле мисс Алисы Уодсворд люди расцветают и улыбаются. И ваше смущение озадачивает не только меня, но и всех нас.

— Я смущён, потому что очень виноват перед вами, мисс Уодсворд. Я представлял вас человеком упорной давящей воли, тяжёлого характера. Теперь я вижу, как ошибался, Простите меня, я даю себе слово отныне не строить заочные портреты.

— Если вы разочаровались к лучшему, то за что же вас прощать? Я очень рада, если в вашем сердце неприязнь ко мне растаяла. Самое тяжёлое, мне кажется, носить в сердце каких-нибудь скорпионов. Возьмите от меня розу, быть может, мы ещё и подружимся.

— Ай да Алиса! Отец, это после болезни моя маленькая сестрёнка стала такой кокеткой.

— Что она стала кокеткой, Наль, это ещё полбеды. Но что она смутила нашего милого гостя, это уже действительно нехорошо. Изволь загладить своё неловкое кокетство и сыграй нам что-нибудь. Не только мы, но и рояль соскучился, — смеялся Флорентиец.

Алиса села за рояль и стала играть Шопена. Когда раздались звуки похоронного марша, Сандра еле сдержал рыдание. Лица же игравшей Алисы и сидевших рядом Флорентийца и Наль так поразили Тендля, что он не мог отделить их от музыки. Какая-то новая жизнь открывалась ему через этих людей. Он видел в них необычную мощь и высоту духа.

Весь вечер Тендль оставался под впечатлением трёх прекрасных лиц и того особенного выражения, которое он в них уловил. Ему казалось странным, что трагическая музыка вызвала на эти лица мощную радость, что-то очень светлое. Как же претворялась в этих сердцах смерть, если похоронный марш не печалил их? Тендль совсем ушёл в свои думы, и в себя его привёл только голос хозяина:

— Ну вот, мистер Тендль, завтра последний день вы с нами. Не проскучали ли вы здесь? Захотите ли приехать снова?

— Захочу ли я? Да я, как школьник, пребываю в отчаянии, что мне остался здесь только один день. Я всегда любил Лондон. Откуда бы я ни возвращался, — всегда еду, как на праздник. Сегодня же у меня такое чувство, точно всё во мне перевёрнуто вверх дном. Здесь теперь мой праздник, здесь нашёл я нечто новое, неожиданное, очаровательное, чего всю жизнь ждал. Конечно, многое из того, что говорю, вы можете отнести за счёт моей чрезмерной впечатлительности. Но мир в себе, какое-то новое спокойствие и принятие жизни — этого я не знал никогда. И всё родилось здесь. Мне хочется благословить мой день, благословить добро и зло, с ним приходящее. Я думаю, что ответил на вопрос, захочу ли приехать к вам ещё раз. Но есть другой вопрос, — посмею ли? Я привык чувствовать и сознавать себя выше тех людей, среди которых мне приходится быть. Здесь же, в вашем доме, я ощущаю себя, точно неуверенный мальчик, мне кажется, вы все знаете нечто такое, о чём я и понятия не имею, несмотря на свои университеты.

На несколько минут воцарилось молчание, которое нарушил голос Флорентийца, на этот раз особенно мягкий.

— В жизни каждого наступают моменты, когда начинаешь по-иному оценивать факты. Все мы меняемся, если движемся вперёд. Но не тот факт важен, что мы меняемся, важно, КАК мы входим в изменяющее нас движение жизни. Если мы спокойно и не теряя самообладания встречаем то, что даёт нам день, мы можем услышать мудрость бьющего для нас часа жизни. Можем увидеть непрестанное движение вселенной, сознать себя её единицей и понимать, как глубоко мы связаны с её движением. Самая простая логика может дать нам понимание единения со всем живущим и трудящимся на общее благо. Ибо в жизни природы мы не видим ничего, что шло бы во вред этому общему благу. Если вам даже кажется иногда, что природа в своих катаклизмах погубила что-то, то это только от нашей привычки жить и мыслить предрассудками внешней справедливости. Великой Жизни, Её Вечному Движению нет дела до измышлений людей, до их справедливости. Жизнь движется по законам целесообразности и закономерности. И люди, живущие по этим законам, не ищут наград и похвал, не ждут личных почестей и славы, не развивают своей деятельности в отрыве от общей жизни вселенной.

Семья для них не буржуазное счастье, личные страсти или коммерческие соображения, это ячейка связанных идеей сердец, верно следующих друг за другом. Такую семью вы видите перед собой, и хотя большинство из нас никакими кровными узами не связано, — мы представляем собой одну дружную семью.

Тендль, как и все окружающие, не сводил глаз с прекрасного лица Флорентийца. Особенно влекло оно сегодня выражением милосердия. Каждый продумывал и переживал по-новому всё, что говорил хозяин. Сам же Тендль, который никогда не размышлял об этом, сидел точно зачарованный.