Две жизни. История одного превращения

Она подошла, поздоровалась. С ноткой ироничности спросила, как такой раритет ещё движется.

– Сделано в СССР! – Игнат горделиво выпятил грудь, широко улыбнулся. – На ней ездить и ездить!

Он достал две пластмассовые бутыли из багажника, протянул Степану:

– Будь другом, сходи набери воды.

Сам подошел к Любе, из кармана вынул сложенный лист белой бумаги:

– У меня тут мысль появилась, в свете нашего разговора…Ты просто послушай, пока ничего не отвечай… В нашем районном городе, это недалеко от вас, есть детдом. Там у них поварихи нет, ищут. Зарплата, конечно, не московская, небольшая… Вот… Что ещё?.. А, да! Из плюсов – работа сменная, комнату для проживания дадут, ну и питание.

Он видел вытянувшееся лицо девушки, но продолжал:

– У тебя опыта по этой части нет, только диплом, но это решить можно.

Заметил, что Люба всё-таки собирается отвечать, жестом остановил:

– Подожди. Всё, что ты собираешься сказать, – понятно. Ты пока не ищи в голове пункты, почему «нет». Речь не об этом. Я просто тебя, так сказать, информирую. Вот и всё. Я живу в деревне, недалеко от детдома, мне нужна помощница, ну и по дому, и в делах… Это я намекаю на небольшой дополнительный заработок, если вдруг надумаешь. Вот здесь, – он развернул листок, – телефон заведующей, её имя-отчество, ниже – мой адрес. Предложение действительно три дня. – Отдал ей бумагу, прищурился от яркого солнечного света, пристально посмотрел и закончил:

– Меняться очень трудно…

Степан вернулся с наполненными водой ёмкостями, погрузил в багажник. Мужчины тепло попрощались, обнялись. Люба с Игнатом обменялись рукопожатием. Игнат сель за руль машины, в чём-то похожей на него самого, – ездила долго, исколесила немало дорог, но, несмотря на почтительный возраст, внутри всё работало чётко и слаженно.

Расставшись с гостем, Люба и отец разбрелись в разные стороны. Она, всё ещё находясь в несколько ошарашенном состоянии от неожиданного предложения, закрылась в своей комнате. Уселась на постель, обхватила руками прижатые к груди коленки, покачиваясь взад-вперёд, задумалась.

Да, предложение, прямо сказать, было несколько неоднозначным. На какой-то момент ей показалось, что он либо шутит, либо издевается. Она ему вчера всю душу излила – про планы свои, про идеи, пусть пока и не осуществлённые. Они никак не были связаны с копеечным трудом и с отсутствием роста, карьеры. Какая уж карьера в детдоме! Смешно сказать!

В Москве, правда, её действительность тоже была далека от бродивших в голове планов, но там всегда присутствовала надежда, что вот-вот сложится, найдётся кто-то или что-то, что поможет ей определиться, встать на ноги, добиться успеха. Да и сравнивать возможности столицы и какого-то захудалого городишки было ещё смешнее, чем воображать карьерную лестницу в детдоме!

Раздумывая над ситуацией, Любе пришла в голову аналогия из детских сказок про богатыря, стоящего перед камнем, – символом выбора. Весь вопрос – решить, куда правильнее пойти. Сама тут же себе возразила: «Да ни о каком выборе речи нет, – тут и выбирать нечего!» Она живо представила себе картинку: в вырытую в земле яму сложились все её желания, планы, проекты, мечты о состоятельной жизни, и она собственноручно закапывает большой лопатой эту наполненную яму. Осталось поставить крест над могилой жизненных устремлений.

Да-а-а, наверное, Игнатий Павлович всё же изрядно пошутил. То, что он юморист, было понятно ещё вчера за ужином. Они давно так не гоготали всей семьей, как над его весёлыми рассказами. А может действительно хотел помочь, предлагая ей работу… С точки зрения деревенского старика, это, должно быть, смотрится очень выгодным и престижным… А для неё – жуть жуткая. Ну, сама виновата – не надо было вчера ему всё рассказывать.

Решила подвести итог своим размышлениям. Почти все доводы были за невозможность принятия такого предложения. Единственное, что мешало сразу и чётко сказать «Спасибо, не надо!», – это сегодняшнее её положение. Она прекрасно понимала, что если она проживёт ещё пару месяцев у родителей и ничего не изменится, – впору с ума сойти. Ругаться с матерью не хотела, да и не могла, но слушать ежевечерние нотации не было никаких сил. Только эти семейные обстоятельства делали предложение Игната не до конца бесполезным.

«В конце концов, можно ведь и там пока устроиться, поработать, тем более и жить есть где. А как только у ребят наладится дело, позовут, – сразу развернуться и уехать». Пришедший в голову компромисс радости принёс мало. Попытка представить себя в условиях детдома вызывала внутри тягостное чувство. Люба тяжело вздохнула: «Чё делать-то?»

За дверью послышался голос матери, вернувшейся из своего любимого похода на рынок. Возбужденно рассказывала отцу последние новости. Он их не очень любил, называл более конкретным определением – «сплетни», но всегда делал вид заинтересованного слушателя, ради спокойствия в доме.

– Лю-ю-ю-юбка! Иди сюда! – маманин вопль разнесся по всему пространству, вывел из задумчивости дочь.