– Двоим остаться в доме, наладить пулемет, остальные по коням! За мной! – сломя голову Семенов выскочил во двор. Чалый, как и положено матёрому боевому коню, дожидался хозяина там, где его оставили.
«Моя вина, – думал Семенов, пуская Чалого в галоп по сельской улице туда, где еще гремели выстрелы. – В хате бы и один Мирон справился, а мне надо было одним кулаком добивать белую сволочь! А то наши развалились, а те, видно, переформировались и ударили в ответ…»
Они вылетели за околицу. Правый фланг и впрямь «отвалился»: с полверсты между основными силами и напоровшимся на засаду первым взводом. Белые перешли в контратаку, зажали первый взвод у перелеска в кольцо, те с трудом отмахивались… Плохо дело!
«Численность приличная, с два десятка», – оценил комэск и оглянулся: с ним семеро и ещё двое скачут от овина. Маловато. Выхватил шашку, помахал над головой, давая сигнал к атаке. Ничего, ребята увидят – бросятся на помощь!
Кони по пахоте скакали тяжело, пришлось пришпорить Чалого.
– Давай, ещё немного!
Чалый от напряжения всхрапнул, но прибавил ходу.
Белые заметили приближающихся всадников, некоторые развернулись, принялись отстреливаться. Винтовочные пули прошили воздух где-то совсем рядом. Но Семенов уже врезался в противника, разрывая смертельное кольцо. Мелькнули позолоченные с синей полосой погоны. Поручик целился из никелированного пистолета. «Браунинг» – привычно определил мозг, хотя это не имело значения. Имело значение то, что шашка отрубила руку до выстрела, и пистолет отлетел в сторону, а поручик с криком упал на землю. Сидор со своим ординарцем с трудом отбивался от врагов – подмога подоспела вовремя! Семенов направил Чалого между двумя белогвардейцами, наседавшими на брата, махнул шашкой вправо, махнул влево. Готовы оба! Но один успел выстрелить, и Сидор упал на холку коня. Конники «Беспощадного» даром что в меньшинстве, яростно рубили с плеча, высоко занося клинки. Белые дрогнули и обратились в бегство, Семенов со своими бойцами помчался следом, добивая отстающих, первый взвод, вырвавшись из кольца, помчался наперерез. Вскоре все было кончено. «Беспощадные» собрались к последнему очагу затухающего боя. Семенов поскакал назад. Комвзвода-один среди всадников не было, кто-то показал на перелесок – и комэск поскакал туда. Сидор, по пояс голый и окровавленный, сидел на земле, прислонившись к дереву. Ординарец перевязывал ему простреленное плечо.
– Живой, что ль, братуха? – окликнул Иван.
– Да живой, – услышал в ответ сдавленный голос брата. – Раненый немного…
– Ну, раненый – не дохлый! – и Семенов развернул коня.
Еще не успели остыть стволы винтовок, как уже подвели итоги.
– Наших убито семеро, – доложил комиссар. – У них – человек двадцать пять… Посчитают – точно скажу…
– Значит, учимся воевать понемногу, – довольно кивнул комэск. Владевшее им напряжение постепенно отпускало. Стоя на крыльце дома, в котором назначил себе постой – того самого, что брал штурмом, – Семенов выслушивал доклады подчиненных. В плен взяли шестнадцать человек рядового состава, из них десять раненых разной тяжести, одного поручика и медика. Медик тоже был ранен – рубануло плечо не до кости.
– Какой охламон врача повредил?! – ворчал комэск, – Сколько раз говорено – медицину не трогать!
– Да кто ж её разберёт, тую вашу медицину, – отозвался вдруг стоявший у сгоревшего забора кряжистый, немолодой красноармеец.
– Эх ты, тьма египетская! – комэск хлопнул себя по ноге так, что шашка дёрнулась и стукнула по балясине перил. – Недавно, что ли, в эскадроне?
– С Алексеевки мы.
Алексеевку брали на прошлой неделе, рекрутировали оттуда в «Беспощадный» только добровольцев, большой нужды в пополнении не было. Семенов смутно припоминал седоволосого новобранца – семья его, вроде бы, вся от тифа померла, жена и трое душ детей.
– Синий погон, красный кант, – сказал комэск. – Увидишь такого – старайся брать живьем, не порть шкурку. Запомнил, нет?
– Запомнил.
Выходивший из дома ординарец Семенова, Васька Лукин, тут же поправил:
– Не «запомнил», а «так точно», боец, привыкай давай!
– Так точно, – послушно повторил новобранец из Алексеевки.
– Вот так лучше! – пробасил Лукин.
Бас у ординарца знатный. Любого вгонит в дрожь. Пел Васька Лукин при старом режиме в церковном хоре в городе Козлов, в Боголюбском кафедральном соборе. Так на похороны-крестины из соседних церквей, бывало, послов засылали: не пожалует ли Василий Никифорович на нашем клиросе спеть?
– Много коней убито? – спросил Семенов.
– Пять, – осклабился Лукин. – Да шесть у белых отбили. Баш на баш, да еще с прибытком!
– Пусть свежуют, шулюм готовят, да надо и местных накормить!
– И местных? За что их кормить? По погребам попрятались, как тараканы! – недовольно сказал бывший певчий, но под жестким взглядом командира кивнул. – Конечно! Все сделаем как положено!