Две жизни лейтенанта Деливрона

– Не гадайте, поручик. Я в Японии оказался еще до войны. Больного малярией меня с крейсера «Варяг» командир отправил в госпиталь в Нагасаки. Пока лечили, война разразилась. Так тут и торчу, не пленный и не вольный.

– Вот у вас какая судьба, успели, значит, до того, как «Варяг» ваш угодил в катавасию… А меня нынче летом захватили, на переходе морем из Артура в Инкоу. Собственно, вы кого-нибудь ищете у нас в лагере? Здесь есть несколько моряков, все порт-артурские, может кого-то и узнаете. Флотские, как правило, друг друга знают, говорят, флот маленький, общие знакомые всегда найдутся.

– Вы правы. Надеюсь увидеть знакомое лицо среди них. Тоска ведь смертная одолевает, второй год на чужбине. А где ваши офицеры?

– Да, кто где. Кто красотами в окрестностях города любуется, кто к гейшам поехал, чтобы не отвыкнуть от женского полу, а кто попросту к виноторговцам отправился, чтобы грусть-печаль разогнать.

– Может, и нам последовать примеру последних? У меня деньги есть, готов угостить.

– Благодарю. Собственно, у нас тоже деньги водятся: из французского посольства получаем переводы от государевой казны. И японцы понемногу снабжают. Жить можно. А насчет вашего предложения… – Тагеев пожал плечами, закатил в раздумье черные очи к потолку, покачался, позванивая шпорами, с каблуков щегольских сапог на носки, а после паузы как бы нехотя ответил:

– Пожалуй, соглашусь. Хотя сегодня трижды отказался от аналогичных предложений. Но вы – человек новый, что само по себе интересно, а здесь все друг другу попросту глаза намозолили.

Вскоре офицеры купили вина, сложили в холщовую сумку еду и подозвали рикшу, которому Деливрон объяснил, что нужно ехать в тихий уголок в парке на окраине, где в тишине можно созерцать природу. Рикша понятливо затараторил, что знает такое место, и отвез их в довольно пустынное место на берегу озера. Русские заплатили ему и отпустили, наказав вернуться через пару часов.

Они сели на длинное бревно, отполированное тысячами сидевших на нем путников, и разложили снедь на салфетке рядом.

Разговор полился сам собой:

– Я, собственно, журналистом приехал на эту войну, – начал о себе Тагеев.

– Простите, – удивился Деливрон. – Но журналисты не относятся к комбатантам и не подлежат пленению по международным законам, верно? Вас-то каким образом угораздило попасть в плен?

– История моя не совсем обычная. Как офицера и журналиста меня прикомандировали к штабу главнокомандующего действующей армией на Дальнем Востоке генерал-адмирала Алексеева. Отсиживаться при штабе не хотелось. Отпросился поучаствовать в боях. В составе кавалерийского отряда генерала Самсонова был в деле под Вафангоу 1 июня. Жаркая рубка вышла! С сотней казаков мы атаковали передовой японский эскадрон за железной дорогой. Бились славно, но пришлось отойти. Обидно. Вернулся в штаб, а главнокомандующий назначил меня офицером связи и отправил в Порт-Артур, покуда посуху можно было проехать. Прибыл в крепость, представился, собственно, коменданту генерал-лейтенанту Стесселю, а Анатолий Михайлович мне в ответ: «Голубчик, срочно возвращайся в ставку к Алексееву, отвези секретные пакеты». Тем временем за два прошедших дня японцы обложили крепость. Пришлось уходить морем на китайской джонке.

– Видно, вы не робкого десятка, не каждый бы согласился отправиться на маленькой лодочке в открытое море, – с уважением высказался Андрей.

– В действительности не это оказалось страшным.

– Тогда что же?

– Предательство – вот, что страшно. Расскажу вам, что у нас случилось. Собственно, из гавани Порт-Артура вышли ночью. Кормчий наш – китаец, и мы трое, со мной унтер-офицер для охраны, да Филипп Купчинский, военный корреспондент газеты «Русь», который увязался на беду нашу. Обошли незаметно с юга полуостров и вдоль бережка пошли, крадучись, на север к порту Инкоу, где стояли наши. На рассвете неподалеку заметили японский миноносец, рыскавший возле Порт-Артура в расчете на добычу. Мы с унтером решили тихонько пройти мимо, да не тут-то было. Этот негодяй Купчинский достал белый носовой платок и махал им до тех пор, пока нас не обнаружили японцы. Через пять минут корабль подошел к нам, и японцы подняли нас на борт. Купчинский сразу же начал рассказывать их офицерам все, что знал о Порт-Артуре, хотя его никто не просил об этом. Патентованный предатель и клинический мерзавец! Собственно, это еще не все о его «подвигах». Когда мы оказались в лагере, не в этом, в другом, на севере, Купчинский, вращаясь в обществе пленных офицеров, которые не знали о его предательской сущности, пронюхал о плане бегства из лагеря, которое замышляли наши заговорщики. Во главе заговора стоял поручик Святополк-Мирский Александр Сергеевич. Это могучий, решительный человек! Что задумал – все выполнит. Его один раз в плен взяли, а он тут же бежал. Второй раз схватили, привезли в Японию, но он снова замыслил побег. Тут-то Купчинский, собственно, выдал план лагерному начальству.

– Задавить надо было негодяя, как крысу, – возмутился Андрей.