Две жизни Лидии Бёрд

Я не видела Джону и не разговаривала с ним после того дня в пабе, пару недель назад, и знаю, что должна исправить ситуацию. Джона был не только самым близким другом Фредди. Честно говоря, он был моим другом еще до того, как мы с Фредди стали встречаться. Мягкий сарказм Джоны мне всегда нравился. Когда нам было по двенадцать лет, мы вместе выполняли задание по химии: думаю, учитель питал тщетную надежду, что логика Джоны каким-то образом воздействует на меня. Ничего не вышло. Мы быстро оставили любые мечты о том, что я выучу хотя бы периодическую таблицу, зато стали вместе проводить обеденный перерыв: сидели у старого дуба и наблюдали за школьным двором, за тем, как завязываются краткие романы, за случайными подростковыми взрывами и стычками между старшими школьниками. Наша дружба началась тогда, когда я особенно в этом нуждалась: в тот год большинство девочек в классе решили, что я недостаточно крута, чтобы тусоваться с ними. И, к счастью, мама иногда укладывала в коробку лишний бисквит для Джоны. Он всегда пытался из вежливости отказаться, но я знала, как он любит эти бисквиты и что это приятное дополнение к сэндвичам с сыром, которые ему каждый день давала его мать. Это не история романтических отношений, нет. Мы стали настоящими друзьями, типа «Ой, мы с тобой так похожи», а не «При виде тебя у меня внутри все переворачивается». А потом в нашу школу пришел Фредди и стал новым соседом Джоны по парте, поскольку их имена стояли рядом в классном журнале[5]. Уже через неделю-другую пара превратилась в тройку, обедающую под дубом. Фредди Хантер ворвался в мою жизнь и увлек в карнавал красок, смеха и шума. И с ним повысилась моя самооценка, мне уже не была так необходима наша с Джоной болтовня во время обеда. И это на самом деле хорошо, потому что тройка – всегда смешное число, и становится еще смешнее, когда двое завязывают роман. Наверное, Фредди порой чувствовал, что врезался между нами. Мы с Джоной оба искали его внимания и сердились друг на друга, не получая его. Теперь нас снова двое, и я не знаю, что делать. Я всегда буду беспокоиться о Джоне, он ведь так много лет был частью моей жизни, но между нами глухой стеной встала катастрофа.

– Ладно, не буду тебе мешать. – Он достает из кармана джинсов ключи от машины. – Увидимся.

Он молча кивает надгробному камню Фредди, а потом быстро исчезает между могилами. Но только я собираюсь сесть, как Джона возвращается:

– Завтра в школе будет, ну, это… Ты могла бы, ну, понимаешь, прийти, если хочешь.

Я озадаченно смотрю на него:

– Что – это?

Он пожимает плечами:

– Ну, знаешь, вроде секции йоги.

– Не слишком заманчиво ты объясняешь. – Я почти улыбаюсь, потому как не знаю, что еще сказать.

– Это занятия для горюющих, понимаешь? – Он выпаливает это быстро, словно слова обжигают ему рот. – Работа с воспоминаниями, ну, всякое такое.

– Занятия для горюющих?!

Я говорю это таким же тоном, каким могла бы ответить, если бы он позвал меня прыгнуть с тарзанкой или с парашютом. Джона, вообще-то, не из тех, кто сосредоточивается на своих внутренних чакрах, или что там еще делают на таких занятиях. Я бы скорее ждала такого предложения от Элли. Неожиданно.

– Все соберутся в школе. – Джона не мог бы выглядеть более смущенным, даже если бы постарался. – Ди, наша новенькая, имеет опыт в йоге и очень внимательный учитель. Она предложила провести несколько занятий, если кому-то будет интересно.

Я тут же вспоминаю светловолосую и гибкую Ди. У нее всегда наготове улыбка, что слегка неестественно. Думаю, я несправедлива к ней без причин, и гадаю, почему стала такой – горькой, как слишком крепкий кофе.

– Не уверена, что такие вещи для меня. – Я смягчаю отказ виноватой улыбкой.

– Я тоже не уверен, что это для меня. – Джона надевает солнцезащитные очки. – Просто идея…

Я киваю, и он кивает, и после непродолжительного неловкого молчания Джона снова поворачивается, чтобы уйти, но сразу останавливается:

– Я думаю, это может помочь.

– Помочь в чем? – медленно спрашиваю я, хотя и догадываюсь, что он подразумевает.

Лучше бы он ушел, поскольку разговор заводит нас на опасную почву.

Джона смотрит в небо, размышляет, прежде чем ответить.

– Вот в этом, – наконец говорит он, кивая в сторону могилы Фредди. – Поможет справиться со всем этим.

– Я сама справляюсь, по-своему, спасибо.

Последнее, чего мне хочется, так это оказаться в комнате, набитой незнакомыми людьми, и говорить о Фредди, в особенности если учесть, что и Джонс тоже там будет.

Джона кивает, нервно сглатывает.

– Я же предупреждал, – бормочет он, глядя на надгробный камень Фредди, а не на меня. – Я же тебе говорил, что она откажется.

Ох, погоди-ка минутку…

– Ты говорил Фредди, что я откажусь?

На щеках Джоны выступают розовые пятна.

– Я был не прав?

Он не из тех, кто часто повышает тон; наш друг – прирожденный миротворец в любом споре.

– Я сообщил ему, что собираюсь туда, потому что считаю, что это может пойти на пользу, и предложу тебе присоединиться. Но предупредил, что ты откажешься.