Две жизни Лидии Бёрд

– Да, – подтверждает он. – Договорились. Или я так думал. – (Я тянусь к своему бокалу, глядя на Джону.) – А потом расстались на Рождество, и они все, должно быть, слишком много смотрели канал «Холлмарк» или что-то в этом роде, потому что посчитали, что конец нужно изменить. Снова.

Ох!..

– И ты согласился?

Джона смотрит в потолок, как будто решение его проблем спрятано где-то там.

– Нет.

– Значит, ты вернулся домой, чтобы… – Я предоставляю ему закончить фразу, но он просто молча смотрит на меня. – Спрятаться? – предполагаю я.

– Вроде того, – тихо фыркает Джона.

– Но ты ведь туда вернешься? – Мне невыносима мысль о его поражении, когда он уже прошел такой долгий путь.

Джона потягивает пиво:

– Да, вернусь. Конечно вернусь, Лидс, но не знаю, что им скажу, ведь финал имеет большое значение. Он все меняет.

– Понимаю, – говорю я, хотя на самом деле не слишком много знаю о таких вещах. – Они предлагают какие-то существенные изменения?

– Больше надежды. Так они сказали. Нужно оставить зрителю больше надежды.

– Джона, людям нужна надежда, – подтверждаю я и делаю глоток вина. – Мы с тобой уж точно знаем это лучше многих.

Он отводит взгляд:

– Но мы знаем и то, что не у каждой истории счастливый конец.

– Возможно, и нет, – соглашаюсь я. – Во всяком случае, в реальной жизни, но я хожу в кино не для того, чтобы у меня портилось настроение. Я хочу воодушевиться, почувствовать, что все будет отлично, пусть даже это и не так. Хочу думать, что хорошие парни в итоге всегда выигрывают. Я имею в виду, кто бы стал смотреть Джеймса Бонда, если бы победил тот тип с железными зубами?

– «Челюсти», – бормочет Джона.

– Точно! Та акула как раз пример.

– Нет, я имел в виду… ну, не важно.

– А может, мне прочитать сценарий?

Он напряженно смотрит на меня:

– Не знаю…

Джона не рассказывал мне о том, что происходит в его сценарии. Конечно, я знаю, он вдохновился историей своей дружбы с Фредди, но явно не хотел знакомить меня с подробностями. Я не требовала, потому что волновалась из-за результата. Понимаю, это разбудит миллион воспоминаний, и не хочу, чтобы это как-то повредило дружбе, которую мы и без того не сразу восстановили. Но сейчас я смотрю на него в тревоге и понимаю, что я – единственный человек в мире, который может ему помочь. В студии, наверное, хорошо знают свое дело, но они не знали Фредди Хантера.

– Дай мне прочитать! – решительно заявляю я. – Мне и в самом деле хочется.

В глазах Джоны вспыхивает надежда.

– Правда, почитаешь?

Вид у него слишком удрученный, мне хочется, чтобы он снова улыбнулся.

– Давай договоримся, я прочитаю, если ты посмотришь вместе со мной ту фигню про акушерок.

Джона бросает взгляд на опустевшую пивную бутылку:

– Боюсь, для этого мне понадобится побольше пива.

– Ты знаешь, где оно стоит.

Джона возвращается с кухни с новой бутылкой пива и с бутылкой вина, доливает мой бокал, прежде чем снова сесть. Это совершенно естественный, простой жест, но меня это трогает до глубины души, потому что я уже привыкла все делать сама. Сама наливаю себе вино, ем в одиночестве, одна сижу перед телевизором…

– Я очень рада, что ты дома.

Джона удивленно смотрит на меня:

– Вообще-то, я не был уверен, что снова почувствую себя именно дома. Но так оно и есть.

И я прекрасно понимаю, что он имеет в виду.

Пятница, 3 января

Три часа ночи. Я испытала все привычные способы усыпить себя, но сон так и не изволил явиться. От чтения уже болят глаза, от тихих мерных звуков просто хочется в туалет, а считать овец абсолютно бессмысленно – это установленный факт.

Джона остался у меня, он улегся внизу на диване, как прежде. Я гадаю, бодрствует он или сон с легкостью одолел его. Вылезаю из постели, осторожно шагаю босыми ногами по прохладным доскам пола, как можно тише, чтобы не потревожить друга. Иногда, если я не в состоянии заснуть, готовлю себе чай, но весь этот процесс может разбудить Джону, так что этой ночью обхожусь без горячего. Просто стою у раковины со стаканом воды и зеваю, а потом поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Джону, прежде чем вернуться наверх и попытаться заснуть. Он крепко спит, одна его рука свесилась с дивана, темные волосы кажутся черными в полутемной комнате. Он всегда обладал неким внутренним покоем, даже в детстве, когда дома его не ждало ничего хорошего. И сон это подчеркивает. Сейчас Джона расслаблен, его футболка валяется на полу. Что-то влечет меня к нему, и вот я уже сажусь у дивана, кладу голову на скомканное одеяло. Боже, как я устала! Закрываю глаза, меня убаюкивает звук мерного дыхания Джоны.

– Не можешь заснуть?

Джона осторожно гладит меня по голове. Должно быть, я задремала. Мне холодно, руки от неудобного положения онемели.

– Пыталась, – признаюсь я.

Для Джоны в этом нет ничего нового, он знает, что я уже довольно долго страдаю бессонницей.

Он отодвигается подальше от края и поднимает одеяло.

– Ныряй сюда, места хватит.

Почему-то я ничуть не колеблюсь. Забираюсь на освобожденное для меня место, моя спина прижимается к груди Джоны. Он обнимает меня и накрывает одеялом, его колени касаются моих ног сзади.