Двенадцать

Когда авто свернуло на грунтовку, дорога стала еще менее приятной. Никакие рессоры не могли совладать с ухабами, на которых лимузин трясло так, что Макса не на шутку укачало. Минут через сорок машина, замедлив ход, поравнялась с дорожным ответвлением, где дежурил какой-то мотоциклист. Судя по тому, что при виде «роллс-ройса» он не мешкая двинулся впереди, это было подобие эскорта. Следом за мотоциклом они вкруговую, мимо местного кладбища, устроенного на отшибе, въехали в городок. До центра «роллс-ройс» добирался нарочито неспешно, минут десять, не меньше, давая возможность местному населению изготовиться к приему высокого гостя.

Вот авто величаво остановилось, оркестр на подмостках грянул марш, и стал виден большой транспарант, на котором аршинными буквами торжественно алело приветствие гостю из Голливуда, написанное с ошибками.

Макс вылез из машины, после чего перед собравшимися с трибуны выступил мэр. В общем, сцена из сатирической комедии, где гротеск путается с бурлеском.

Под немолчный трезвон оркестра Макса повели по главной улице, где по бокам строго по духовному ранжиру стояли все местные жители, ждущие от гостя приветствий и благословения. Каждый норовил к нему прикоснуться и легонько обнять. А народу-то, между прочим, пара тысяч! Что же от костюма останется?

Макс поприветствовал без разбора весь город, а потом был отведен в особый гостевой дом, где его ждал пир, включающий все самые священные и просто вкусные блюда, какие только имелись у ахмадийя. Были здесь и финики, и свежепротертый кокос, и газированные напитки, и особые закуски, за которыми следовал ассортимент основных блюд — и вегетарианская экзотика, и мясные, и рыбные, и дичь. В общем, сплошное изобилие, что-то вроде нескончаемой рождественской трапезы.

Через пару часов, после недолгого и крайне необходимого отдыха, Макс готов был отправиться в ознакомительный поход. Лишь тут открылось, для чего ему был устроен такой поистине королевский прием.

Из двенадцати пророчеств, произнесенных в девятнадцатом веке отцом-основателем города и здешней религии в целом, на сегодня сбылись все.

Первые одиннадцать довольно туманных постулатов гласили примерно следующее.

Пустыне цвесть.

Первым двенадцати семействам прирасти несметным множеством уверовавших.

Быть великому храму на сотню тысяч верующих и более.

Эти и еще восемь величавых предсказаний, можно сказать, оправдались, но лишь с прибытием Макса, представляющего съемочную группу из Голливуда, сбывалось последнее пророчество.

И обрящет нас мир.

Ах вот оно что. Покончив с этой загадкой, Макс отбыл осматривать святые места, предлагаемые для съемок.

Очень скоро он понял, что ничего существенного в плане зрелищности здесь нет, да и воззрения ахмадийя не составляют для фильма ценности. Такова, видно, судьба многих пророчеств. Сбывшись, они греют лишь субъективное восприятие тех, кто в них верит… или старается не верить во что-либо другое.

Глава 13 Луис

1976–1977 годы

Покуда Макс разъезжал по свету, Луис оканчивал школу юристов при университете Дюка, в Северной Каролине. В классе он тянулся кое-как, но не потому, что учеба была ему не по силам, а потому, что учиться попросту не хотел. С какой это стати он должен налегать, если ему и так все отвалит папаша, еще более ненавистный, чем Макс. Луис как-то даже признался братцу, что в юристы подался потому, что это, пожалуй, единственная по долготе и дороговизне программа после школы, которую ему удалось надыбать. А мать все одно заставит отца за нее раскошеливаться, так как для нее образование — это бзик.

Осенью после выпуска Герберт пристроил Луиса на работу в Нью-Йорк, в юридическую контору. Одновременно с этим старшенький начал готовиться к экзамену в адвокатуру, для которого, кстати, отцовское издательство выпустило пособие.

По иронии судьбы первые два раза экзамен он завалил, поступив лишь с третьей попытки. На это ушел год с лишним, а пока братец Макса подвизался нижним чином в престижной фирме Готлиба Харриса.

Готлиб был адвокатом, ведущим дела самых одиозных криминальных авторитетов Нью-Йорка. С Гербертом они познакомились на благотворительном вечере Ассоциации еврейских центров и близко между собой сошлись. Отец неоднократно намекал сыну, что оказывает ему большую помощь, пристраивая в такую солидную адвокатскую контору. Луис же считал, что услугу папаше делает, наоборот, он. Тот легко от него отделывается, плюс экономия денег.

Свою работу у Готлиба Луис презирал, считая этого еврея таким же ловчилой, что и его клиенты. Матери он через губу заявлял, что папашка, должно быть, тоже еще тот тип, раз якшается с такими субчиками, как Готлиб. Вообще за годы в колледже Луис сделался самостийным моралистом, считающим себя вправе судить, что в жизни является этичным, а что нет. Скажем, по его мнению, если деньги даются легко, значит, зарабатывающий их человек честным не может считаться априори.