Двенадцать

Собравшиеся в один голос твердили, что облака формой напоминают им Будду, а значит, это именно он осеняет их своим присутствием. У Макса такой уверенности не было, но, помогая Римпоче священнодействовать, он чувствовал, что действительно с ним сблизился, и без всяких слов сознавал, что это связь на всю жизнь. Правда, медитировать Макса хватало от силы минут на двадцать. Потом это занятие начинало его жутко утомлять.

По завершении церемоний всех ждал истинный пир с блюдами на любой вкус — и острыми, и кисло-сладкими, и все это под вина и прочие напитки. Угощение проходило по принципу единовкусия. Мол, все на свете равно меж собой и одной еде перед другой не должно делаться предпочтения.

На тарелку, куда служители то и дело что-нибудь подкладывали, смотреть не полагалось. Не было и столовых приборов, так что надо было просто хватать то, к чему прикоснулась рука. Как результат, в ней наряду с печенюшкой оказывался какой-нибудь гарнир из овощей или вовсе что-нибудь экзотическое, с совершенно непонятным вкусом. В общем, весело и занимательно от начала до конца.

Ближе к окончанию к Максу подошла Агата Уайнрайт и спросила, не запланировал ли он уединенной консультации с Римпоче. Узнав, что нет, она удивилась.

— Как?!

Агата распахнула глаза, улыбнулась и добавила:

— А вам надо бы. Все уже проконсультировались. Помощником вы были великолепным, так не надо упускать такую возможность.

_____

В восемь утра все пришли в приукрашенный зал на заключительное собрание. Перед началом мантр к залу от имени Римпоче обратился переводчик с вопросом, все ли присутствующие успели найти пристанище. Это означало присвоение особого тибетского имени, позволяющего его носителю иметь при медитации доступ к Падмасамбхаве, обрести в дальнейшем просвещение, а то и радужное тело, пускай вероятность этого и ничтожно мала.

Кроме Макса, искомое нашли уже все, так что его вызвали и скоренько, минут за пятнадцать, в ходе обряда выдали пристанище. Римпоче сунул ему бумажку, на которой было начертано его тибетское имя. Макс в тот же день потерял ее, а потому так и не освоил произношения своего имени на тибетском, знал лишь, что оно означает «алмаз» и подразумевает чистого мыслителя блистательной силы.

Однако перед медитацией предстояла еще одна процедура. Римпоче привез с собой с Тибета особую черную траву, которую раздали по залу. Переводчик поведал, что траву эту в стародавние времена высаживали тибетские ламы, а потом ее веками любовно возделывали монахи. Особая энергия, присущая траве благодаря благословениям лам и монахов, придает силы в духовных странствиях всем, кто прибегает к помощи этого растения.

Каждый из присутствующих взял крохотную, не более грамма, щепотку, пожевал ее и проглотил. Исходя из принципа «делай как я», не уклонился от процедуры и Макс. Ничего из ряда вон выходящего он в себе вроде не ощутил, но впервые смог вынести двухчасовую медитацию без скуки и отвлечений на сторонние мысли, в том числе о работе. По завершении медитации, пока все прощались, Макс для своей консультации наведался в отдельную загородку лагеря, где обитал Римпоче. Учитель его уже ждал.

При нем был переводчик, который и открыл аудиенцию.

— Римпоче хочет знать, чего ты ищешь и может ли он тебе помочь, — сказал он.

— Ничего я особо не ищу, — честно признался Макс. — Просто иногда недоумеваю, откуда в мире столько насилия и ненависти и так много людей страдает.

Выслушав перевод, Римпоче помедлил и ответил:

— Ты просто люби всех, как если бы они были твои дети. Так ты придешь к пониманию. То, что видится тебе как насилие и ненависть, на самом деле не более чем дурные детские шалости. Это поведение не навсегда, оно неминуемо пройдет.

Римпоче презентовал Максу свою фотографию и визитку, чтобы он мог ему писать, если в будущем появятся вопросы. Мудрец поблагодарил за помощь и удалился к себе в палатку паковать вещи в дорогу.

Макс направился в лагерь, а по пути вдруг ощутил в себе некое странное, исподволь растущее сознавание. Как будто бы деревья и кусты вокруг обрели ощутимую живость, какой он раньше в них не замечал. Связь ощущалась и с камнями, и с дорожкой, по которой он ступал.

Ощущение было непередаваемо странным, но приятным, как будто бы все границы, отмежевывающие Макса от остального мира, вдруг стали понемногу размываться.

«Что это? Неужто самадхи?» — изумленно подумал он.

Пока он отсутствовал, Грэйс уже свернула палатку.

— Я все упаковала, — доложила она. — Осталось подогнать машину. У нас на все про все сорок минут, если хотим успеть на рейс. Давай-ка шевелись!

Бойкие инструкции вывели Макса из надвинувшегося было фокуса сознавания. Он пошел выполнять распоряжение жены.

Уже сидя на самолете, следующем из Вайоминга в Калифорнию, Макс достал визитку Римпоче.

В окружении изящного орнамента там значилось: «Бирюзовый монастырь Ксан Непал».

А ниже: «Римпоче Гуатма Чиба».