Двенадцать

Не веря в счастье, не врубаясь в происходящее вообще и в частности, я мчалась по лестницам. Двери поменяли дислокацию, найти входы-выходы казалось нереальной задачей, сзади чудился Макс. Я металась по дому, тихонько воя и молясь всем богам.

Когда меня схватили за ногу, я даже не удивилась, хоть и испугалась до потери сознания. Слишком долго я испытывала судьбу. Надо было в окно прыгать, что ли…

Я с грохотом свалилась на медового цвета ламинат и сжалась в кулачок.

— Не трогай меня! Сволочь! Животное! Маньяк! Подлец! Убийца! Шизофреник!

— Тише! — голос сначала показался незнакомым. Не Макса голос, уже хорошо. Я открыла глаза, всмотрелась в темноту и обнаружила… Лёву!

Лицо его было изрядно помято, серебристые волосы — в крови.

— Где он?

— Лежит… в «звёздной» комнате… Может быть… Хотя я не уверена…

— Ясно, — Лёва снова нырнул в темноту. Чем-то поскрежетал, постучал. — Будь добра, поищи ключик… Он где-то здесь… Я прикован…

Я машинально поползла по полу, шаря руками и натыкаясь в основном на лужи слёз, пролитые мной. Мне казалось, что Макс уже пришёл в себя, что сейчас он явится сюда и второго шанса уже не будет… Лёва в это время что-то химичил с наручниками, тихо матерился и тоже не вызывал особого доверия. Кто их знает, маньяков…

Ключа я не нашла. Лёва пытался вырвать с корнем ручку, но признался, что проще вырвать руку.

Минут десять помучив дверь, он вдруг предложил принести ему нож для того, чтобы этим ножом перепилить руку.

На автопилоте я уже двинулась искать нож, потом одумалась. Я плохо представляла, как Лёва будет пилить себе руку. К тому же существовала вероятность того, что у него не хватит духу. И я не хотела быть свидетельницей его позора — подумать только, гуманность на пороге смерти! В этом вся я. Поползав в темноте, я объявила, что никакого ножа не нашла… Он огорчился, хотя я — новый гений телепатии — отчётливо слышала ноту облегчения в его голосе.

Лёва придумал какой-то новый план, нырнул в темноту и снова заскрежетал. Я упала у стены, не имея сил бежать. Даже стоять. Да и как бежать, бросив здесь этого несчастного. Я имела в виду Лёву…

— Лёва, почему ты мне не сказал, что это не ты? — вяло бросила я в темноту.

— Не я — кто?

— Не маньяк, а впрочем… Я не удивлюсь, если ты тоже окажешься психом и убийцей.

В темноте возились. Судя по голосу, Лёва поднимал тяжести. Но делал это тихо.

— Я психически неуравновешен в последнее время, это верно. Тому есть ряд оправданий и причин. Я думаю, ты прекрасно их знаешь… Что касается обвинений в мой адрес… Извини, ты не права… Я не ранил в своей жизни даже крысу…

— Твои крысы спасли мне жизнь…

— Я рад, — последовала озадаченная тишина. — Надеюсь, с ними всё в порядке?

— А ты не хочешь узнать, в порядке ли я?

— Прости. Я завозился…

Через секунду из темноты вынырнуло Лёвино лицо с выражением нежности.

— Как ты, дорогая?

Сначала я почувствовала острое желание ударить его ногой. Потом это желание пропало. Он смотрел на меня со всё набухающей любовью и вдруг как будто прозрел:

— Послушай, ты сказала, что беременна… Это правда?

О господи, какой муфлон! Какой рохля… Как я могла полюбить такого, хотя…

— Да, Лёва, да. Я беременна, и это научно обосновано, подтверждено и даже зафиксировано!

— Но ведь это же прекрасно! — он вспыхнул и заиграл красками. — Мы выберемся отсюда, решим наши проблемы, родим ребёнка и начнём новую жизнь! Потерпи ещё чуть-чуть, хорошо? Всё будет в порядке!

Он даже взвизгнул, как ликующий щенок, осыпал меня любовными взглядами и снова исчез.

Вот так в течение минуты он снова перевернул мою жизнь. Больше всего меня поразило то, что он не задал сакраментального вопроса на тему «А от кого беременна?» Почему он так? Я розовела от непонятно откуда взявшегося удовольствия и пыталась понять… Два варианта — либо он настолько глуп, либо настолько уверен в себе.

— Лёва, какой вариант? — глупо, но радостно поинтересовалась я.

— А какой тебе больше нравится?

— Мне нравится второй, но ещё больше мне нравится правда…

— Тогда — второй вариант, и это будет правда…

Не то чтобы я была счастлива любому предложению стабильности, нет. Да и ситуация в стране и в доме была не самой подходящей для купания в счастье. Трудно объяснить. Мне просто было приятно, а почему — не знаю.

— Как долго он ещё будет нейтрализован? — спросили из темноты. И я на полном ходу, со всеми перегрузками врезалась в действительность, над которой только что чуть-чуть полетала.

— Макс? Не знаю, — я вспомнила тяжесть бутылки и силу моего удара. — Ещё будет какое-то время. А может быть, я его совсем убила…

— Жаль, конечно, что так получилось… Я искренне любил его, хотя и не понимал… Как могло получиться, что я его упустил?

— Лёва, это не ты его упустил! Это общество его упустило! (Не буду сильно пугать. Пускай думает, что Макс — его родственник.)

— Я тоже не испытываю большой любви к обществу, но доходить до такого… Он понимал, что болен?

— Нет. Мы тоже, возможно, больны. Но не понимаем.