Двенадцать

Кони-Айленд – последняя остановка. «Час езды, и ты как будто в другой стране», – думает Белый Майк, выходя из поезда. Все здесь окутано серой зимней сыростью, а холод чувствуется даже через пальто. Белый Майк идет, высоко подняв голову: разглядывает скелеты американских горок и выцветшие рекламные щиты. Кругом ни души, и Белому Майку приходит в голову, что в таком месте легко можно похищать людей. Здесь чувствуется дух старого Нью-Йорка. Белый Майк читал «Регтайм», и ему понравились описания того, как все приходит в упадок, а еще пляжа и детей, играющих и гуляющих на деревянном настиле. Он даже посоветовал Молли прочитать эту книгу. Детей сейчас нет. Кроме Белого Майка здесь ходит только человек, которого Майк принимает за трансвестита-проститутку, хотя он в этом не уверен. Проституток ему видеть случалось, но таких высоких и широкоплечих он, кажется, еще не встречал. Белый Майк идет дальше; наконец он приходит к залу игровых автоматов, расположенному на деревянном настиле. Он слышит чириканье виртуальных взрывов, доносящихся из электронных автоматов. Шумно катятся по деревянной дорожке в кегельбане шары. Он заходит.

В темном углу – игровой автомат побольше. Перед ним большая сенсорная площадка, на которой стоит небольшого роста парень-латиноамериканец в майке и парашютных штанах. Его куртка лежит на полу, немного в стороне. Игра называется «Танцевальная революция». Белый Майк наблюдает: автомат отсчитывает от трех до одного, и игра начинается. В неистовом ритме начинает играть самба в стиле техно, а на экране двигаются стрелки. Парень на площадке делает шаги в направлении, указанном стрелками, в такт музыке. Но темп слишком быстрый, и он пропускает шаги или делает их не в ту сторону. При каждой ошибке автомат бибикает, а парень начинает ржать. Но его компания не смеется, и он вскоре прекращает танец. Белый Майк наблюдает, осмотрительно держась чуть поодаль. Парень сходит с площадки, воздевая руки: слишком уж здесь быстрая музыка. Он хватает куртку и отходит в сторону. Очень скоро время игры истекает, и автомат требует опустить еще семьдесят пять центов. Чернокожий парень ростом повыше, в темной вязаной шапке, встает на площадку и опускает в щель монеты. Он снимает куртку и бросает ее на пол. Черная фуфайка слегка натянута на широких плечах парня. Он кажется сильным. На шее у него висит крест на золотой цепочке, и Белый Майк не уверен, настоящие ли камни в кресте, но готов поспорить, что нет.

Снова начинает играть музыка, еще быстрее, чем до этого. Парень начинает переставлять ноги, и его движения совершенно непохожи на танец. Вот ритм ускоряется, но он не пропускает ни одного такта, и машина ни разу не забибикала, а цепочка летает из стороны в сторону, отскакивая от груди парня. Руки у него свободно болтаются по бокам, он взмахивает ими, когда двигает бедрами или делает шаги. Музыка играет быстрее, стрелки указывают все время в разные стороны, но он безупречно выполняет необходимые шаги. Когда танцующий поворачивается. Белый Майк смотрит ему в лицо и видит, что глаза у него закрыты. А автомат так и не забибикал. Кажется, что парень погрузился в транс, ноги его так и летают во все стороны, и, когда музыка начинает играть еще быстрее. Белый Майк понимает, что парень, конечно, знает порядок шагов наизусть. Потом танцующий ставит на площадку вместо ноги руку, и темп в очередной раз увеличивается, а он танцует то на руках, то на ногах, крутится колесом, встает на руки и все так же не ошибается. Движения похожи на брейк, но Белый Майк поражается тому, насколько красивый получается танец. Лицо танцующего парня, когда тот на мгновение снова поворачивается в сторону Майка, полностью расслаблено, глаза закрыты – не плотно зажмурены, а слегка прикрыты, как во сне.

Остальных ребят танец совсем не удивляет, они просто напряженно наблюдают, не говоря ни слова. Еще минуту длится это безмолвное неистовство, и вот музыка наконец замолкает, парень мгновение стоит неподвижно, а потом сходит с площадки, подбирает куртку и смотрит Белому Майку прямо в глаза. Или ему так показалось?

Белый Майк выходит из зала игровых автоматов. Вид притихших ребят в зале, внимательно следящих за игрой, напоминает ему о том, как мать дважды водила его в церковь. Оба раза это было накануне Рождества. Белый Майк особо ничего не имел против, а вот Чарли, который шел вместе с ними, терпеть этого не мог. Мать Белого Майка любила Чарли, в ее сердце ему всегда принадлежал особый уголок. Чарли всегда считал, что в церкви скучно, а еще хуже, что из-за этого приходилось позже открывать рождественские подарки, но он все же подчинялся матери Майка. Она была единственным человеком, который мог заставить Чарли что-нибудь сделать. Белый Майк никогда не пытался объяснять Чарли, что ему действительно нравится ходить в церковь, сидеть на деревянном стуле, ощущать, как совершается ритуал, чувствовать спокойствие, которое наступает, когда вполуха слушаешь службу.