Керрингтон смерил его холодным взглядом.
- Они взяли его для вас в прошлый раз, возьмут и в этот.
Романелли нахмурился, потом расслабил лицо, словно решив не обращать внимания на ерундовое нарушение субординации.
- Ступай вниз, в старую лабораторию, - приказал он. - Проследи, чтобы все было готово к операции.
- Есть! - Керрингтон, повернувшись, вышел, и его башмаки загрохотали по коридору и по лестнице.
- Почему бы тебе тоже не сходить? - спросил Романелли у клоуна.
- Я только оттуда! - запротестовал клоун. - И потом, нам с вами надо прояснить пару моментов. У нас с вашим ка имелась договоренность: я...
- Он мертв, а со мной у тебя нет никаких договоренностей. Ступай.
Хорребин промолчал, потянулся за своими ходулями, выбрался из качелей и встал, пошатываясь, в центре комнаты.
- Вы прекрасно знаете, что...
- Ступай! - повторил Романелли. Он прикрыл глаза, и его лицо сделалось похожим на ковер, который кто-то давным-давно бросил на камни просохнуть под солнцем, да так и забыл.
Стук ходулей Хорребина стих вдали. Романелли глубоко вздохнул.
Его время истекало слишком быстро - теперь он весил всего тридцать фунтов, но он знал, что ему не сравняться силой с Мастером: он либо утратит контроль над своими членами, либо просто распадется на куски задолго до того, как стряхнет с себя оковы земного притяжения. Так что полет на Луну ему заказан.
Он передернул плечами, пытаясь припомнить, знает ли он чародеев, сильных физически и при этом обладающих достаточной магической силой, - эти два качества неважно сочетались, подобно тому как плохо сочетаются одинаковые полюса магнитов. Был, конечно, этот Ибрагим, что ухитрился врасти ногами в камень в закрытом поместье неподалеку от Дамаска и менял судьбы, предсказывая их, - впрочем, и он делал это только в полнолуние, и при этом его руки и волосы тянулись к ночному светилу, что производило большое впечатление на клиентов, - до тех пор, пока один из них, судя по всему недовольный предсказанной ему судьбой, не вытащил меч и не перерубил ему ноги выше колен, так что обрубок с воплем взмыл в небо и исчез. Имелась еще краткая запись в одной из утерянных инкунабул о каком-то древнем маге, что оторвался раз от земли в Тиране, и его видно было в небе еще несколько дней - он плакал и размахивал руками. Должно быть, не лгали старинные предания о том, что, прежде чем стать символом пустоты, Луна была когда-то заселена.
Романелли вспомнил, как, наблюдая за малопривлекательной процедурой расчистки Баб-эль-Азаб, он услышал на юге далекий пушечный выстрел. Он хотел было дать албанцам приказ изготовиться к отражению ответной атаки мамелюков, однако никакой стрельбы не последовало, а забравшись на дозорную башню, он не увидел и следа наступавших войск. И только поздно вечером он услышал рассказ старого феллаха о том, как после заката в небе над Старым Каиром пролетел старик... Он поспешил к дому Мастера и застал его разрушенным и пустым - если не считать разбитых ушабти и покалеченного привратника...
От привратника он узнал, что все это дело рук Брендана Дойля, сбежавшего от них еще в октябре, а на следующий день выяснил, что Дойль покинул Египет на борту идущего в Англию парусника "Фаулер", записавшись в книге пассажиров под именем Вильяма Эшблеса. Романелли оставил должность личного лекаря Мохаммеда Али и отплыл в Англию следующим же кораблем. Свистя на корме до онемения губ капитан несколько раз приказывал ему прекратить это безобразие, - ему удалось пару раз вызвать на несколько часов Шеллинджери: конечно, им было далеко до скорости "Чиллико" по дороге на юг, и все же Романелли смог сойти на берег в Лондоне в субботу, то есть позавчера, а корабль Дойля-Эшблеса не ожидался раньше этого утра.
И эти сорок восемь часов доктор Романелли не сидел сложа руки. Он узнал, что его жертва, помимо всего прочего, должна посетить под именем Эшблеса литературный вечер у издателя Джона Мерри и чуть не силой заставил клоуна-чародея Хорребина послать своих скотов следить за Эшблесом всюду, где тот появлялся, похитить его и доставить в Крысиный Замок сразу по выходе того из конторы Мерри.
"И когда они доставят его сюда, - думал Романелли, с трудом дыша, - я выжму из него все до последней капли. Я узнаю от него достаточно о путешествиях сквозь время, чтобы делать это самому. Я прыгну в те времена, когда я еще был здоров и силен, и скажу себе, молодому, чтобы в той или иной ситуации вел себя по-другому, с тем чтобы в понедельник, второго апреля 1811 года, я не был бы дрожащей, истекающей кровью развалиной".
Он открыл налитые кровью глаза, покосился на часы и присел на уставленную куклами полку прямо под нишей, в которой красовалась голова старого Данги. Без четверти девять. "Через час или чуть позже, - сказал он себе, - увальни Хорребина принесут мне Эшблеса, и мы прогуляемся в подземную лабораторию".
***