Двенадцать детей Парижа

Фроже, сам того не сознавая, раскрыл самую суть загадки.

Марсель Ле Телье хотел, чтобы он страдал.

В данный момент не было никакого смысла доискиваться до причин этого, и Тангейзер не стал тратить время на размышления. Орудиями пытки для Ле Телье служили Орланду и Карла. Возможно, Паскаль и остальные дети тоже. Но чтобы использовать их, Марсель должен убедиться, что Матиас жив. Этим он и займется. Его прислужники найдут обезглавленного менестреля и церковь с трупами наемных убийц.

И тогда Ле Телье испугается. Даже самый хладнокровный человек не сможет отмахнуться от серьезной опасности, пусть и далекой. А Марсель относился к тем людям, которые лелеют свою месть, завернув ее в снег. Он рассчитывал, что рыцарь будет страдать на расстоянии в несколько сотен миль от него, ему не обязательно было смотреть на него, лично наблюдать его мучения, ему достаточно было просто знать о них. Достаточно знать, что иоаннит, лица которого он никогда не видел, будет скорбеть до конца своих дней, мучимый сознанием того, что его жена умерла одна, без него, среди боли и страха.

Загадка повернулась к нему новой гранью. Тангейзер не сомневался, что заговор с целью убийства символа примирения и развязывания войны действительно существовал и Ле Телье сделал его частью своего плана. Этот человек – религиозный фанатик. Политическая логика, которая так медленно доходила до Ла Фосса и которую сразу же уловил Поль, действительно присутствовала в этом преступлении. Да, Марсель пытался убить одним выстрелом двух зайцев, только вторым был не тот, о котором думал Поль. Вторым зайцем было сердце Матиаса. Политика и личное дело. Утром инстинкт не обманул его. Убийство Карлы имело личные мотивы, но целью был не Орланду, а Тангейзер.

Сам госпитальер предпочитал открытую ненависть. Возможно, именно поэтому он понимал Ле Телье и в каком-то смысле даже восхищался его выдержкой. Терпением. Предусмотрительностью. Дисциплиной. Клещ, прижавшись к стебельку травы, может годами поддерживать свое существование крошечной капелькой крови, пока мимо не пройдет волк, медведь или собака, и тогда он укусит их, а потом насытится так, что ему хватит на всю оставшуюся жизнь. Точно так же Марсель питался каплей ненависти, точно так же он стремился утолить собственную боль.

Это был человек, веривший в расчет, логику и ум, а не в отвагу или страсть. Не воин, а политик. Не варвар, а чиновник, отвечавший за порядок в городе. Ле Телье жил не только ненавистью – Цезарь обожал свою империю. В обеих интригах, личной и политической, он принимал меры, чтобы сохранить свое положение. Возможно, он и питался ненавистью, но эту ненависть требовалось множить. Иначе все это не имело смысла.

Больше всего Марсель хотел жить. Любой, кто по-настоящему любит власть или действительно кого-то ненавидит, рискнет жизнью ради того или другого, – но только не Ле Телье, чьи действия были расчетливыми и энергичными.

Тангейзер посмотрел на тела тех, кто умер по вине этой личности, а потом подумал о множестве других, разбросанных по всему городу.

Ле Телье – трус.

Он скоро узнает – а возможно, уже знает, – что его надеждам мучить Матиаса на протяжении многих лет не суждено сбыться. И несмотря на то что он все еще жаждет этой крошечной капельки крови, Ле Телье пожертвует ею ради сохранения своей власти и своей жизни. Когда он узнает, что иоаннит жив и на свободе, то будет держать Карлу в заложниках, как держит Орланду, и использовать их, чтобы манипулировать врагом. Но рыцарь понимал, что после его смерти игра закончится, а Карлу и Орланду все равно убьют – как сказал Поль, чтобы спрятать концы в воду.

Тангейзер презирал подобные сделки и подобные страхи. Ему нечего терять, а Марселю Ле Телье есть, но человек, который ввязывается в драку, веря, что ему есть что терять, уже проиграл.

Размышляя над всем этим, Матиас разглядывал другого человека и пытался составить представление о нем. Он был огромен: огромные плечи, огромная голова, огромные бедра, огромное сердце, огромная гордость. И таким же огромным было его крушение. Этот мужчина стоял на коленях, освещенный красным светом от ямы с углями, со связанными за спиной руками и опущенной на гигантскую грудь головой, словно у наказанного и обиженного ребенка.

Инфант.

Гриманд, король Кокейна.

Двор был усеян осколками черепицы, а наверху мелькали какие-то тени. В дальнем углу лежала огромная груда деревянных обломков. Тангейзер поднял оружие, надеясь, что это будет воспринято как знак мира, и вошел во двор. Камень, застрявший у него в спине, сместился, и из раны снова потекла кровь. У одного края ямы с углями лежала женщина: верхняя половина ее тела горела на углях. Дым шел именно от нее. По форме грязных лодыжек рыцарь понял, что это не Карла. Запах обожженной плоти вызывал тошноту. Госпитальер опустил спонтон и поддел тело женщины – стекавший с нее жир шипел и потрескивал. Дымящийся труп упал к дальней стороне ямы. За ним лежали остатки жареной свиньи.