Двенадцать детей Парижа

Рыцарь взял ребенка. Новорожденная девочка помещалась на сгибе его руки, как будто это было ее законное место. Так оно и было, разумеется. А как же иначе? Такая крохотная. Такая прекрасная. Такая родная…

Ампаро…

– Что это в руке у Грегуара? – спросила вдруг Карла.

Ее супруг совсем забыл о свертке.

– Мы вместе купили это для тебя и для нашего соловья, – сказал он. – То есть я заплатил за подарок, а Грегуар с ним не расставался.

Он отдал женщине сверток. Она потянула за ленточку и развернула сорочку.

Ткань покрывали черные пятна.

– Немного великовата, но Ампаро быстро подрастет, – сказал Матиас.

– Она прекрасна.

– Прости. Меня не было рядом. Я должен был быть с тобой.

Глаза Карлы наполнились слезами, и Тангейзер понял, что она согласна с ним.

Итальянка улыбнулась, и, несмотря на это согласие, он поверил ее словам:

– Ты всегда со мной.

Они пошли к лагерю, наслаждаясь чудесным утром.

В реке плавали тела тысяч людей, более достойных, чем он, а на поляне лежал еще один, за которого мальтийский рыцарь был готов умереть. Тем не менее он остался жив и видел, как жена кормит грудью его дочь. Он сел к костру с Ампаро на сгибе руки, он ел и дурачился, и все смеялись над ним…

Мышки.

Эстель.

Паскаль.

Орланду.

Карла.

Тангейзер тоже смеялся. Он проделал долгий путь, чтобы провести всего один день в самом знаменитом городе мира. А теперь ему предстоял долгий путь домой. И он благодарил – дьявола, фортуну и всех духов, охранявших его, – за подаренные сокровища, за показанные чудеса, за безумный танец, который он исполнил, за музыку, которая звучала в его душе, за выигранные и проигранные пари, за боль, изрезавшую камень его сердца, за двенадцать детей Парижа.