Двенадцать детей Парижа

Плечи юноши дрожали. Тангейзер кивком указал на упавший меч. Юсти поднял его и вложил в ножны. Потом он повернулся и, спотыкаясь, пошел прочь. Матиас сплюнул подкатившую к горлу желчь и посмотрел на приближавшегося к нему Доминика Ле Телье, которого сопровождали два гвардейца. Гугеноты начали расходиться. Доминик остановился перед ним.

– По правилам дуэльного кодекса тела принадлежат вам. Можете поступить с ними, как пожелаете.

– Скормите их собакам.

– Воля ваша.

Ле Телье кивнул гвардейцам. Но вместо того, чтобы заняться трупами, они встали по обе стороны от Тангейзера, с алебардами на изготовку. К их удивлению, рыцарь отступил назад и, описав дугу, занял позицию на одной линии с ними. По сравнению с мечом алебарда – медленное оружие, и ее лучше всего использовать при совместных действиях или против нескольких противников. Оба гвардейца не производили впечатления искусных или даже относительно опасных бойцов. Со своей позиции Матиас мог без труда достать колени первого, а затем обрушиться на второго. Первый, похоже, это понимал.

– Объясните, в чем дело, или вам придется отвечать за последствия, – заявил им госпитальер.

– Стоять, – приказал Доминик, и гвардейцы застыли в своей невыгодной позиции.

Тангейзер описал полукруг, надеясь, что гвардейцы не двинутся с места, и его расчет оправдался. Когда он приблизился к Ле Телье на расстояние атаки, тот понял свою ошибку, но отступать ему уже было некуда.

– Вы арестованы, – громко сказал он.

– Я не нарушал закон, – возразил иоаннит.

– Это ради вашей защиты.

– Защиты от кого?

– Эти люди отведут вас в помещение – уверяю вас, вполне удобное.

Матиас взмахнул мечом, кровью Октавьена прочертив полосу на груди Доминика. Тот поморщился. Гвардейцы напряглись, но Ле Телье проглотил оскорбление. Его хозяин, кем бы он ни был, мог с полным правом гордиться самообладанием своего подчиненного. Тангейзер же хотел, чтобы его самого считали вспыльчивым человеком.

– Я не сдам оружие никому, кроме своего господина Анжу, – заявил он.

Этот намек на знакомство с братом короля заставил Доминика задуматься.

– Благородному человеку даже под арестом можно оставить меч. Лакея тоже. Даю слово – больше никакого кровопролития.

– Скажите, кому вы служите.

– Не могу.

Госпитальер поднял меч и приставил его к горлу Ле Телье.

– Вам достаточно знать, что на ваше милосердие я надеюсь больше, чем на его, – с усилием выговорил тот.

Тут явно плетется какая-то интрига, понял рыцарь. Но кем и с какой целью? Доминик – лишь средство. Как и Малыш Кристьен. Тангейзер может убить всех гвардейцев – это даже проще, чем братьев-протестантов. Сомнительно, чтобы кто-то из свидетелей попытался преградить ему путь со двора. Но тогда он станет беглецом. Жаркой ночью, в незнакомом городе, где его единственные друзья – это мальчишка-конюх и две девочки-подростки. Может, обратиться к Арнольду или Рецу? Но у них собственных дел по горло, и на их помощь рассчитывать не стоит. К тому времени Ле Телье успеет собрать столько гвардейцев, что со всеми Тангейзеру не справиться.

Кроме того, его побег автоматически поставит под удар Карлу – ее разыщут и будут допрашивать. Что такое допрос в Париже, лучше даже не представлять. Они знают, где искать его супругу, и вряд ли он сумеет найти ее раньше, чем преследователи. Матиас видел, что Кристьен наблюдает за ним из дверей. Если убить этих троих, уродец драматург поднимет тревогу.

Госпитальер подавил инстинкт, побуждавший его ринуться в драку. Нужно делать то, что лучше для жены. Если они задержат его, хотя бы на некоторое время, Карла будет в безопасности. По крайней мере, в таком же положении, как теперь – что бы это ни означало. Мысль об Алтане Савасе немного успокоила иоаннита.

– Где меня будут содержать? – сдался он наконец.

– Благородных арестантов содержат в восточном крыле, – с облегчением отозвался Доминик.

Тюрьма оказалась роскошнее, чем дом Тангейзера, – целая квартира с гостиной, кабинетом и спальней. У короля были причины для ареста многих знатных людей. Одни отправлялись отсюда на эшафот, других отпускали, возвращая им высокие должности. Самого Колиньи один раз приговорили к смертной казни, прежде чем он добился благоволения короля. Нет смысла озлоблять врага, который однажды может стать союзником, бросая его в темницу вместе с чернью. Таков естественный порядок вещей.

Уже стемнело, и комнату освещали свечи. Матиас обнаружил кувшин с водой и таз. Утолив жажду, он смыл с рук кровь. Рано или поздно объявится тот, кто все это спланировал. А пока нет смысла гадать, кто это такой. Тангейзер очень переживал за Карлу, но до сих пор ей удавалось справляться без него – по крайней мере, он на это надеялся. В кабинете на письменном столе нашлись бумага, перо, чернила и воск. Единственный человек, которому можно хоть немного доверять, – это Гузман. Иоаннит сомневался, что его испанский друг умеет читать, но если волею судьбы письмо попадет ему в руки, он попросит кого-нибудь прочесть. Поразмыслив, Матиас написал записку на итальянском и на французском: