Двенадцать детей Парижа

– Твои братья мертвы и скормлены собакам.

Юсти всхлипнул.

– Я их убил. Я убил сыновей твоей матери. И ты теперь в моей власти.

– Да.

– Сейчас ночь, и этой ночи нет конца.

– Да.

– И в этом мрачном, кровавом мире у тебя нет друга.

– Да.

– Ты так считаешь.

Страдания Юсти были невыносимы. Тангейзер знал и это.

– А вот тут ты ошибаешься, – сказал он. – Потому что я твой друг.

По щекам протестанта потекли слезы. Мальчик судорожно вздохнул. Не отходивший от него Грегуар похлопал его по спине, словно успокаивал больную лошадь.

– Я твой друг, – повторил Матиас. – Погружаясь в отчаяние, ты делаешь только хуже. Более того, Стефано и Грегуар – тоже мои друзья, а значит, и твои. Не забудь также об Орланду, чью жизнь мы должны спасти, вопреки всем препятствиям. Ты думаешь, что одинок, но на самом деле тебя окружают друзья. Согласен?

– Да? – неуверенно спросил юноша.

– Ты будешь освещать путь друзьям в темноте этой ночи?

– Да, – сказал Юсти уже спокойнее.

– Молодец. Вытри лицо.

Рыцарь вложил рукоять факела в его руку, и пальцы Юсти сомкнулись на ней. Затем Тангейзер взял вторую руку мальчика и тоже прижал ее к рукоятке.

– Теперь факел сделает меня невидимым в темноте, темнота станет моим союзником. Я пойду вперед, и ты потеряешь меня из виду, но я буду рядом.

Он взял кинжал в правую руку.

– Клетка, – сказал вдруг Грегуар и побежал к куче мусора.

Тангейзер еще раз вдохнул пропитанный миазмами воздух и с шумом выдохнул. Взмахом руки он остановил Стефано и пошел за своим слугой. За ним поспешил и Юсти.

У самого причала лежала перевернутая набок клетка. Грегуар смотрел на обезьянок. Они были мертвы. Прижатые к планкам крошечные тела, переплетение безжизненных рук, ног, хвостов и голов.

– Вот что с ними стало, – вздохнул мальчик. – А им нужно было лишь немного воды…

– Нам пора идти. – Матиас сжал его плечо.

– Посмотрите – они пытались перегрызть планки. Освободиться.

– Мы хотели им помочь.

– Но не очень старались.

– Не очень, – согласился госпитальер.

Неожиданный звук заставил его вскинуть голову: он не верил своим ушам. От этого шума содрогалась сама ночь – он был словно напоминанием о более благородных существах, некогда владевших этим миром. Никакие другие звуки не производили на Тангейзера большего впечатления, за исключением разве что музыки в исполнении Карлы и Ампаро.

– Это лев, – изумленно пробормотал Матиас.

– Король держит львов, чтобы натравливать на них собак, – объяснил Грегуар.

– Хорошо бы его самого запереть в клетку с теми и другими, – буркнул его господин.

– Наверное, им страшно, – вздохнул Юсти.

Тангейзер заметил среди мусора несколько обнаженных тел, возможно, братьев юноши. Надеясь, что молодой гугенот их не видел, он отвел мальчиков в сторону.

– Сомневаюсь, что львы способны бояться, – заявил он. – Идем к месье Паре!

Тангейзер и его спутники пересекли площадь. Стефано повел их сначала к реке, а затем на восток, мимо череды открытых пристаней. Еще один поворот, на этот раз на север – и они оказались на улице, по которой герцог де Гиз – если Матиас правильно сориентировался – вел за собой убийц. Часовой с алебардой посмотрел на крест на груди госпитальера, на капрала с его ношей и не стал их останавливать.

Иоаннит ускорил шаг, обогнал Юсти с факелом и пошел вдоль самых домов на восточной стороне улицы. Его глаза уже привыкли к темноте. При этом всякий, кто приблизился бы к ним, смог бы увидеть только пламя факела в трех шагах позади, а сам Тангейзер остался бы незаметным на фоне стен. Квартал состоял из постоялых дворов, пансионов и мастерских ремесленников, которые обслуживали дворец. Тангейзер уловил запах воска и терпентина[15]. Улица словно замерла, ошеломленная волной прокатившегося по ней насилия.

За темными окнами и запертыми дверьми молились семьи, объятые страхом перед грядущим днем. Замки не были препятствием для убийц – двери просто сбивали с петель тупыми концами алебард. На выбитых и на распахнутых дверях были грубо намалеваны белые кресты, на которых еще не высохла краска. У одного из домов рядом с выбитой дверью лежал ряд тел, босых, в ночных рубашках с мокрыми черными пятнами – людей построили вдоль стены и проткнули пиками. Колокольный звон здесь звучал громче, но его перекрывали доносившиеся из дома голоса: один, мужской, проклинал Бога, другой, более тихий, пытался успокоить его. Тангейзер слышал плач и вопли насилуемых женщин. От женского крика у него все перевернулось в душе. Он остановился, чувствуя, как изнутри у него поднимается волна ярости. Нет, это не подходящая ночь для поисков справедливости – не стоит даже пытаться!

Подавив стыд, рыцарь двинулся дальше.

Внезапно перед ним возник угол здания, словно выросшего из земли, чтобы расщепить улицу надвое. Широкая дорога вела на восток, узкая – на север. Матиас свернул на восток. Снова выбитые двери, а у стен – еще теплые трупы с широко раскрытыми ртами в лужах черной, густеющей крови. Направо и налево отходили многочисленные переулки, растворявшиеся в темноте. Затем показалась арка, ведущая неизвестно куда, и еще одна улица справа.