«Так случилось, что в свои двадцать лет я осталась одна… Помню, как когда-то мечтала быть хозяйкой большого дома, бродить по просторным комнатам, разбрасывать вещи где попало, доставать из холодильника сырые сосиски и есть их с горчицей, задыхаясь от ее обжигающего вкуса, валяться до полуночи перед включенным телевизором и не мыть руки после прогулки. И вот теперь я все делаю именно так, но задыхаюсь не от жгучей горчицы, а от настоящей горечи. И пустота квартиры меня не радует. Это — ужасная, гнетущая пустота. Разве об этом я мечтала? Хотя прошел уже год после трагической гибели моих родителей, они навсегда остались тут — в этом доме. Каждое утро я вспоминаю, как в ТОТ день они по очереди чмокали меня, сонную, в щечку, одевались в передней, звенели ключами от машины. Помню даже, как загудел на лестничной площадке вызванный ими лифт. И конечно, мне не забыть взрыв, раздавшийся минутой позже во дворе. Я тогда едва оторвала голову от подушки. Подумаешь! Сейчас такое случается повсюду. А особенно в нашем престижном районе…
То, что я осталась одна, осознала спустя недели две после похорон, когда инспектор по криминальным делам, захаживавший ко мне чуть ли не каждый день, сказал, что „дело сдвинулось с места“, преступников нашли и больше меня беспокоить не будут. По-дружески посоветовал устроиться на работу или хотя бы строго контролировать поступление на мой счет денег, которые зарабатывает концерн моего отца,
— он был одним из главных основателей и успел составить документ на наследство, — и конечно же, быть „разборчивой в знакомствах и связях“.Ни знакомств, ни связей у меня не было. Только сейчас я могла подвести неутешительный итог: я не только осталась одна — у меня не было ни близких друзей (родители старательно оберегали меня, запугивая киднепингом в детстве и претендентами на мою руку, падкими до отцовских денег, когда я повзрослела), ни знакомых, кроме двух-трех соседок — маминых приятельниц. Они изредка навещали меня поначалу, пока я не пришла в себя.