Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни

Вот так я и стала хозяйкой большого дома, который был уже не в радость. Меня вполне бы устроила маленькая квартирка, в которой я затаилась бы, как мышь в норе, и не выползала бы из нее до самой старости. Зачем мне вся эта роскошь? Пять огромных комнат, заставленных антикварной мебелью, увешанных картинами-оригиналами (коллекция отца), с библиотекой, в которой самой дешевой книгой была „Тысяча и одна ночь“ на рисовой бумаге, в обложке с орнаментом из настоящего золота, — это из увлечений матери. Сама же я была — никто. Любимый ребенок, которого оберегали от всякого губительного влияния, а тем более от работы. Даже диплом искусствоведа отец мне просто-напросто купил, увидев, как мне трудно подниматься рано утром и идти в ненавистный институт. О чем же я думала раньше? Честно говоря, я считала, что так живут многие. Ведь о жизни я знала только тот минимум, который необходим ребенку обеспеченных и влиятельных родителей.

Потеряв их, я решила взяться за ум. Начала с того, что уволила горничную, выдав ей приличную компенсацию и узнав от нее, где покупают те или иные продукты, как платить за квартиру, как пользоваться стиральной машиной, пылесосом, как вызывать слесаря и куда обращаться по ремонту автомобиля. День за днем я самостоятельно обучалась тому, чего никогда не знала и не умела. Бывало к вечеру валилась в постель совсем обессиленная. Но квартиру содержала в порядке и от голода не умерла…

У меня никогда не было друга. Помню одноклассника, которого однажды пригласила в гости. Он мне очень нравился, и мне хотелось похвастать перед ним тем, что у меня есть. Но после этого визита даже в нашей элитной школе я приобрела репутацию „белой вороны“ и „буржуйки“. Да и родители запретили водить в дом посторонних. Больше у меня никого не было. Сейчас — тем более. Я ловила себя на мысли, что знания мои — книжные, а обороты речи — старомодные, как в средневековых романах. Я поставила на себе жирный крест. Мне даже не светило взять из детдома хорошенького мальчика — не передавать же отцовское добро чужому по крови! Словом, в бурном море, окружающем меня со всех сторон, я чувствовала себя затерянным островком. Как долго это могло продолжаться, я себе не представляла.