Двенадцать королей Шарахая

Говорили, что клинок этот жаждет крови и напивается вдоволь, когда Хусамеддин разит своих жертв, а если его мучает жажда, шепчет хозяину, призывая его снова вступить в бой.

Сумейю невозмутимость наставника разозлила – она наконец бросилась в атаку. Король отбил удар, отступил на три шага под ее натиском.

Чеда не могла оторвать глаз от их боя: чистый звон мечей завораживал, он будто доносился откуда-то из глубины веков.

– И вот однажды племя бродило по горам в поисках еды и воды, – продолжил Хусамеддин, парируя удары. – Но ничего не могло отыскать, вокруг стояла засуха, которой еще не видели горы.

Сумейя упорно пыталась найти брешь в его защите, но Хусамеддин легко отбивал каждый ее удар, не нападая, хотя возможностей у него было много. Просто хотел загонять ее, вывести на предел возможностей.

– Как-то двое мальчишек постарше избили младшего за то, что он попытался украсть их воду. В тишине ночи он взмолился Гожэну чтоб тот пришел и забрал их в пустыню, превратил в блуждающих духов, злобных, бледных созданий, что охотятся за людскими душами в безлунные ночи.

Сумейя покраснела от усилий, клинки звенели все громче и громче, Девы замерли, боясь пошевелиться, и даже на лице вечно спокойной Заидэ читалась тревога.

– И божество действительно спустилось к мальчику. Но не Гожэн ответил на его мольбы, а Тааш. Он грозно спросил у маленького кочевника, почему тот желает зла своим братьям. – Король отступил вбок, пропуская Сумейю мимо, и отбил ее саблю играючи, с невиданной легкостью. – «Потому что они бьют меня, – ответил мальчик. – Потому что они прячут от племени воду». «Если все так, как ты говоришь, – сказал Тааш, – тогда я исполню твое желание и убью их».

Сумейя начала уставать. Ее дыхание сделалось тяжелее, движения – медленнее. Хусамеддин без труда вспорол ее рукав чуть пониже плеча – просто оцарапал. Сумейя зарычала и с новыми силами бросилась на него.

– Мальчик согласился, и утром в лагере нашли четыре трупа: двух его обидчиков и их сестер. Он любил тех девочек, и в его сердце на самом деле не было ненависти к их братьям. Он скорбел по ним и молил Тааша вернуться, объяснить, почему тот взял сверх положенного, больше, чем нужно было, но бог к нему снова так и не спустился.

Хусамеддин выдержал серию молниеносных ударов и вновь вспорол рукав Сумейи – в том же месте, но уже на другой руке. Затем, даже не помедлив, он с силой ударил ее ногой в грудь так, что она отлетела, и одним легким движением вложил клинок в ножны.

Сумейя села, глядя на него с трепетом.

– Нам не дано заранее знать, чем обернется наш выбор. – Хусамеддин заложил руки за спину. – Будь осторожнее в своих желаниях. – Он обернулся к Чеде. – У тебя на спине татуировка.

Чеда сглотнула. Конечно, они видели татуировку Дардзады, когда переодевали ее в лазарете. Она почувствовала, как горит лицо.

– Да, мой Король.

– Покажи ее Сумейе.

– Мой господин?

– Покажи своей сестре татуировку.

Чеда глянула на совершенно потерянную Сумейю, на Короля. Она знала, что не может отказаться, и, повернувшись к ним спиной, неохотно стянула платье с плеч. Сумейя ахнула.

– Кто пометил тебя этим знаком, Чеда? – спокойно спросил Король.

– Моя мама, – солгала она.

– Ты знаешь, что он означает?

Чеда кивнула.

– Это значит «ублюдок».

– Нет. Твоя мать никогда не отметила бы тебя этим словом. Когда-то оно означало «одна из многих, в себе объединяющая всех». Это значит, что ты не одна, Чеда. Твоя мать знала это. А тебе, Сумейя Хусамеддин'ава, лишь предстоит выучить этот урок.

Чеда поправила платье и обернулась, удивленно глядя на Хусамеддина. Знал ли Дардзада об этом? Конечно, знал, он всегда был очень осторожным, перепроверял все по многу раз. Но почему не сказал ей? А еще… «Сумейя Хусамеддин'ава»? Боги милосердные, так Сумейя дочь Хусамеддина! Чеда поняла теперь, почему он отказывался нападать на нее. Но тогда, выходит, Сумейя пыталась заставить собственного отца убить ее.

Хусамеддин подошел к Чеде и вдруг молниеносным, как рывок пустынной змеи, движением схватил за горло. Ей захотелось забиться, вырваться, но хватка его была как стальные клещи, к тому же, он явно проверял что-то, поэтому Чеда лишь взглянула ему в глаза, собрав волю в кулак. Под взглядом серо-голубых глаз она чувствовала себя так, будто Король слой за слоем сдирает ее воспоминания, отбирает, как медные монетки у ребенка.

Но она отказалась открывать ему свои страхи, храбро встретила его взгляд, и на мгновение ей показалось, что Хусамеддин и есть тот мальчик из истории, попросивший бога убить его братьев. Но миг прошел, и вернулся грозный Король.

– Теперь она – Стальная дева, – громко объявил Хусамеддин и, оттолкнув ее, направился к молитвенному залу в дальнем конце двора. Чеда пошатнулась, схватилась за стену, чтоб не упасть, Сумейя же так и осталась сидеть на земле, окровавленная.

Чеда подумала, что Сумейя должна разозлиться, но та выглядела скорее растерянной. Поравнявшись с ней, Хусамеддин остановился, не глядя на нее.