Чеда поставила саблю в угол и легла в постель, перебирая в памяти все, что с ней произошло.
Будь готова, велела она себе. Будь начеку, а боги сделают остальное.
Наконец она уснула. Ей снились текучие пески пустыни, изогнутые деревья и мерзостные создания. Рядом стоял какой-то мужчина, но она не понимала, Эмре это, Рамад или кто-то еще.
Проснулась она еще до рассвета, быстро оделась в черное платье Девы, которое выдала ей Заидэ, и, повесив на пояс шамшир, прокралась в спальню Камеил.
Та вернулась вчера поздно и еще спала, но стоило Чеде потрепать ее по плечу, как она проснулась, уставилась на нее, потом на меч. Чеда поманила ее за собой. Камеил нахмурилась, но послушалась, и вскоре они уже стояли друг против друга во внутреннем дворе.
Камеил положила ладонь на рукоять новой сабли, дарованной Хусамеддином.
– Что? Хочешь мне отплатить? – Она кивнула на шамшир, висящий на поясе Чеды. – Нет? Это был просто танец, пташка. Если это так ранит твое нежное сердечко, возвращайся в свою канаву.
Чеда так и не притронулась к сабле. Сверля Камеил тяжелым взглядом, она подошла к ней на расстояние вытянутой руки.
Камеил была на голову выше, но выглядела внушительно не только из-за роста – Чеда знала о ее умениях, видела безумный огонек в глазах. Она пошла бы на что угодно, чтобы защитить своих сестер и Королей.
Но Чеде было все равно. Она не могла и не хотела жить в страхе перед этой женщиной.
– Там, откуда я родом, за то, что ты сделала в Солнечном дворце, вызывают на смертельный поединок.
Камеил, до этого усмехавшаяся, помрачнела.
– Так ты этого хочешь? Дуэли?
– Не хочу. Но если ты снова выкинешь такое, она случится. И на этот раз рядом не будет Короля, который тебя защитит.
Камеил внимательно взглянула ей в глаза, пытаясь понять, серьезна ли она. Чеда никогда еще не была так серьезна: может, ей на роду написано умереть, но пресмыкаться перед Камеил и остальными Девами она не станет.
Камеил вдруг расхохоталась долгим, раскатистым смехом.
Одним молниеносным движением она выхватила меч, но не атаковала, просто протянула его Чеде клинком вверх, показывая гравировку на рукояти.
– Имя этой сабли – Летящее крыло. Хусамеддин сам его выбрал.
Янтарник. Птица мира.
Чеда не сдержалась и рассмеялась в ответ, выпуская все накопившееся напряжение.
– На моем первом шамшире, том, который ты сломала, была гадюка. – Камеил занесла саблю выше. – Может, это и знак мира, но гадюку так просто не убить. Ты поняла?
– Поняла, – ответила Чеда.
Пусть ей не нравилась Камеил, она не могла не уважать ее верность.
Камеил сунула меч в ножны и хлопнула Чеду по плечу с такой силой, что едва не сбила ее с ног.
– Там, откуда я родом, мы зовем это хорошей сделкой. – Она протянула Чеде руку. – Пусть и повод мрачноват.
Чеда не знала, всерьез она говорит или нет, но чувствовала в ее голосе искренность. Камеил по-дружески стиснула ее предплечье. Не сговариваясь, они встали на позиции и разминались, пока не скрестили клинки.
Сперва они отработали заученные движения танца, те же, что вчера, в Солнечном дворце, но без напряжения. Когда же пришло время импровизировать, они разошлись не на шутку, но несколько раз Чеда замечала, что Камеил сдерживалась там, где могла ее ранить. И пару раз делала то же самое.
Девы, услышав звон клинков, потянулись во дворик, сперва парочками, потом дюжинами. Некоторые были одного с Чедой возраста, другие старше – при особо удачных атаках они восхищенно свистели и щелкали пальцами.
– Не жалей эту голубку, Камеил! – закричали они, когда сражение кончилось. – Учи ее как следует!
Камеил не обернулась на их крики.
– Это только начало, пташка, – заявила она, кивнув на меч Чеды.
– Камеил! – крикнула Сумейя, перегнувшись через перила. – Иди сюда!
Камеил кивнула ей и обернулась к Чеде.
– Будь осторожна, Чедамин Айянеш'ала. А там посмотрим.
Она поднялась по ступеням и последовала за Сумейей. Джализ исчезла вслед за ними, лишь Мелис кивнула Чеде на прощание.
Две недели промелькнули как один день. Чеда получила несколько черных платьев, ходила с остальными Девами на утренние молитвы, преклоняя колени и благодаря по очереди всех богов, спасших Королей в ночь Бет Иман.
В конце молитвы они пели гимны. Вел Хусамеддин, его глубокий баритон перекрывал голоса Дев, сколько б их ни собралось. Число каждый день менялось: один раз Чеда насчитала сто восемь, в другой день – восемьдесят три.
Некоторые Девы уходили охранять корабли и караван-сараи или патрулировали улицы Шарахая. Или залечивали раны, как та Дева в лазарете, лишившаяся ноги.
После молитв Чеда тренировалась с другими Девами во дворе, грациозными и дисциплинированными. Несколько десятков детей – в основном, девочек – здесь же отрабатывали приемы с деревянными мечами.
Участвовали и Наставницы, выделявшиеся в своих белых платьях и покрывалах на фоне черных тюрбанов Дев – Заидэ и старая Сайябим, в свои восемьдесят три не уступавшая юным девушкам. После общей тренировки Сайябим еще час фехтовала с Чедой на бамбуковых мечах, шлепая ее по кистям, коленям и щиколоткам, чтобы выправить стойку.