Двенадцать королей Шарахая

Чеда миновала улицу Ювелиров, Черный столп, пересекла Горбуна – старинный мост через пересохшую Хадду. У квартала рабов свернула с Желоба, срезая путь до южной гавани – они с Эмре нашли короткую дорогу еще в детстве, болтаясь по улицам.

Чеда крикнула янтарником: четыре свистка и длинная трель. Но вой асиримов заглушил ее зов.

Они приближались. Никто не знал, где они пройдут – это решал Король Жатвы. Никто не знал, сколько их будет: иногда приходил едва ли десяток, иногда их вопли раздавались по всему городу, от богатых восточных кварталов до западных трущоб. Чеда засвистела снова, замерла, прислушиваясь, подавляя желание съежиться, спрятаться за какой-нибудь бочкой и просидеть так всю ночь. Снова взвыл асирим, но ответил ему янтарник – слабо, издалека.

Эмре!

Слабый свист оборвался. От страха? От боли?

Улица оканчивалась парапетом набережной, внизу темнело русло канала, сухое большую часть года. Прыгать высоко, но Чеда не стала раздумывать, понадеявшись, что лепесток не даст ей переломать ноги и отгонит боль. Оказавшись на дне канала, она свистнула снова, но ответа не последовало, лишь звук шагов откуда-то сверху.

Чеда замерла, не дыша.

Асиримы ее нашли.

Глава 6

Асир прошел мимо, и Чеда выдохнула наконец, но другая тварь взревела прямо у нее над головой – голодный, болезненный вой прорезал ночь.

Чеда скривилась, заткнула уши – никогда еще она не слышала такого ни от людей, ни от асиримов.

С грохотом сорвалась с петель дверь, и этот звук был еще страшнее воя. Чей-то хриплый голос зачастил молитву – жаркую молитву лунам-близнецам.

– Укажи на меня, Тулатан! Пролей на меня свой яркий свет! Укажи на меня, Риа! Позволь служить Королям там, в Далеких полях!

Он действительно верил в то, о чем молился. Верил, что получит особое место у трона Королей, у ног первых богов. Так написано в Каннане – священной книге законов, дарованной Королями.

Чеда не знала, правда ли это, да у нее и не было времени на размышления: что-то влажно хрустнуло, и голос умолк. Она съежилась под мостом, сжалась так сильно, как могла. Над головой снова раздались шаги и шорох – будто идущий что-то тащил по земле. Его тень упала совсем рядом – только руку протяни, – но Чеда не шевельнулась, боясь стать следующей.

Асир больше не останавливался – так и ушел к цветущим адишарам, таща за собой жертву, предложенную Королем Жатвы.

Чеда не могла даже отругать себя за трусость – в ней не было скорби по умершему, лишь облегчение от того, что выбрали не ее. В свете лун она ясно различала дно канала – только тени мостов виделись ей сплошной чернотой. Чеда долго вглядывалась во тьму, дрожа от ужаса, но вот что-то шевельнулось под следующим мостом, шагах в двадцати. Эмре. Это должен быть Эмре!

Броситься бы к нему, да страх не пускал. Лишь дождавшись, пока окончательно стихнут шаги асира и ноги вновь начнут слушаться, она, пригнувшись, побежала к мосту… и, боги милостивые, это правда был Эмре: лежал, зажимая рану в боку. Поодаль неподвижно раскинулся на спине мужчина в простом халате пустынного жителя и тюрбане, красном даже в бледном свете лун.

Татуировки покрывали его лоб, уголки глаз и ладони – умеющий читать такие знаки прочел бы в них историю его жизни, его семьи и племени, но остальным на пустынное происхождение указывал тюрбан. Кочевникам, желающим осесть в Шарахае, запрещалось носить красные тюрбаны и таубы, их женщины прятали свои яркие алые платья, расшитые золотом, и покрывала, украшенные монетами. Остальные цвета были разрешены – но красный остался в памяти города цветом войны. Короли назначили цену: желающий ступить в их владения должен оставить старую жизнь и гнев позади.

Как тут оказался этот кочевник? Почему напал на Эмре?

У Чеды не осталось времени задумываться – темная фигура рухнула на дно канала. Еще один асир.

Чеда съежилась в тени под мостом, рот наполнился слюной – так сладко вдруг запахло лежалыми, подгнившими яблоками! Убежать бы… но Эмре здесь, рядом. Она не может его бросить.

Асир склонился над трупом, провел черными когтями по его груди. У твари были длинные тощие руки и ноги, голова казалась слишком большой для тщедушного тельца, всклокоченные грязные волосы свисали на плечи. Угольно-черный, будто гнилой плод, асир чем-то походил на голодающего ребенка из трущоб.

Он принюхался к лицу покойника, к его шее, а затем легко закинул тело на плечо, взобрался по стене и исчез.

«Боги, помогите», – мысленно взмолилась Чеда, слушая удаляющиеся шаги, и только убедившись, что все стихло, подползла к Эмре.

– Эмре!

На мгновение она испугалась, что уже слишком поздно. Он не двигался и как будто не дышал: даже если Эмре еще жив, смерть уже занесла над ним руку. Но стоило Чеде встряхнуть его немного, как он открыл глаза, нахмурился.

– Пришел за мной, значит…

– Нет, Эмре, это я. Ты в порядке?

Он моргнул, сосредоточившись наконец.

– Чеда?

– Ты ранен?

Вместо ответа он отнял ладонь от ребер и показал окровавленную до плеча руку. Чеда привыкла к крови, но от вида раненого Эмре у нее сжалось сердце. Он смотрел на нее так открыто! Словно мальчик, не привыкший еще к жестокости мира.