Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945

Переехав в 1933 году на Вильгельмштрассе, Гитлер усердно и пунктуально приступил к выполнению своих непривычных обязанностей. Пока Гинденбург был фактически его соседом – между их офисами располагалось только министерство иностранных дел, – Гитлер появлялся у него каждое утро в десять часов. Он регулярно, хотя и неохотно, проводил совещания кабинета; в то время он еще не имел большинства в кабинете, и ему приходилось идти на компромиссы, хоть это и приводило его в ярость. По этой причине он позже все реже и реже созывал совещания кабинета, а после 1937 года не провел вообще ни одного. До и во время войны он пренебрежительно называл кабинет «клубом пораженцев». В первые дни своего правления он также посещал заседания рейхсрата и произносил там речи. Но когда представитель Пруссии согрешил, позволив себе возразить Гитлеру, тот больше никогда не созывал рейхсрат. В рейхстаге он вступил в ожесточенную словесную битву с депутатами от различных партий и до того застращал их, что они приняли закон о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий, давший его администрации право проводить законы[31]. Теперь рейхстаг ему был не нужен. Новый рейхстаг, который он все же приказал избрать, был всего лишь фарсом: Гитлер лично составил список кандидатов. Впредь рейхстаг становился всего лишь кафедрой для его заявлений в области внутренней и внешней политики.

Он созывал в канцелярии совещания лидеров промышленности, на которых они должны были излагать свою точку зрения по тому или иному вопросу. Впоследствии он вспоминал, как забавлялся, когда каждый из этих так называемых «капитанов промышленности» рекомендовал что-то свое, обычно противоположное тому, что предложил предыдущий оратор, как единственно правильное экономическое решение. В этой перепалке, говорил он, ему было легче протолкнуть собственную идею или авторитарную концепцию, а затем уволить инакомыслящих.

В начале своего правления он в первый и последний раз посетил пресс-конференцию, проводимую Функом, в то время заместителем рейхсминистра пропаганды. Чувствуя непрочность своего положения, он хотел представить себя прессе как нового главу государства и сделать жест доброй воли. Но ему даже отдаленно не приходило в голову наладить настоящие контакты с прессой, подобные тем, что ежедневно для блага своих стран поддерживали президент Рузвельт и главы других государств. Он считал ниже своего достоинства объяснять журналистам мотивы своих действий, что-либо обсуждать с ними или вступать в публичные дискуссии. Несмотря на многочисленные просьбы, он так и не снизошел до того, чтобы регулярно проводить пресс-конференции. Гитлер предпочитал поддерживать свою репутацию, давая многочисленные интервью, основная тема которых бывала оговорена заранее. В Берлине и Нюрнберге, во время дней партии, он устраивал краткие приемы для аккредитованных представителей зарубежной прессы, а однажды после неоднократных настойчивых просьб пригласил немецких журналистов в «дом фюрера» в Мюнхене. Он безжалостно требовал от журналистов выкладываться по полной программе, считая, что они сплачивают людей для совершенного выполнения их долга. Но он никогда не открывал перед ними свою душу и не признавал за ними какой-либо интеллектуальной миссии или ответственности.

В конце 1933 года Гинденбург, здоровье которого стало пошаливать, уехал в Восточную Пруссию. Это был конец плотного графика Гитлера. Он снова вернулся к своей привычке вставать в полдень и заходить днем в кабинет только для важных приемов. Всю работу он выполнял в своей квартире, вышагивая по комнатам, время от времени произнося какие-то слова и в самой небрежной манере решая важные вопросы.

Я описываю эпизод из собственной карьеры, потому что он типичен для руководства Гитлера. В сентябре 1937 года, когда Шахт ушел в отставку, Функ, до этого заместитель министра пропаганды, был назначен министром экономики. Новость о его продвижении еще не стала достоянием гласности. До обеда, примерно в 1.30 пополудни, я вошел в квартиру Гитлера в канцелярии и по дороге в другую комнату прошел через комнату с камином. Гитлер стоял за большим мраморным столом и подписывал бумаги. Увидев меня, он жестом велел подойти. Не отрываясь от работы, он резко сказал, хотя раньше никогда со мной об этом не заговаривал: «Я только что назначил вас Государственным секретарем. Министр Геббельс еще не подписал назначения, но он подпишет, можете быть уверены». Он пожал мне руку и, больше не произнеся ни слова, продолжил подписывать документы, а адъютант – промакивать каждую подпись.