Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945

Тем не менее это событие возымело противоположный эффект на его духовное состояние: он собрал в кулак всю свою волю. Приказав поймать и сурово наказать заговорщиков, он сконцентрировал все свои ресурсы для последнего крупного военного броска. Он вынашивал планы финального наступления на Западе, надеясь там повернуть ход войны. 12 декабря 1944 года он уехал в одну из западных ставок, расположенную в горах Таунус, близ Бад-Наугейма. Это была удаленная от всего мира, спрятанная на склоне заросшей лесом горы, маленькая колония хорошо замаскированных бункеров. После провала наступления в Арденнах Гитлер на несколько недель вернулся в Восточную Пруссию. Хотя к его ставке «Волчье логово» уже приближались русские, он остался, чтобы подать пример населению и защитникам Восточной Пруссии. Вплоть до февраля, когда ситуация временно, на несколько дней, стала легче, он не переезжал обратно в Берлин. Новый начальник штаба Гудериан, до сих пор направлявший всю свою энергию на защиту немецкого Восточного фронта, теперь начал постоянно перечить Гитлеру на совещаниях. Он явно больше не разделял уверенности Гитлера или, скорее, внешнего проявления уверенности. В середине марта Гитлер отправил его в отставку, заменив своим ближайшим сподвижником, генералом Венком, а позже заместителем Венка, генералом Кребсом, который оставался с Гитлером до конца.

Гитлер принял решение остаться в Берлине и разделить со столицей или победу, или поражение. Никто не мог убедить его поступить иначе, хотя многие пытались. Он хотел служить примером твердости и давал резкий отпор всем, кто уговаривал его уехать. В апреле он продолжал сохранять железное самообладание и, по-видимому, верить, что силой собственной воли способен переломить судьбу. Любую другую мысль он отказывался обсуждать. С присущим ему высокомерием он заявил, что никогда не капитулирует. Гитлер никогда не отступал от своих слов. В Берлине он хотел бросить вызов судьбе и действительно верил в чудо.

В этой безнадежной ситуации он довел до крайности свои старые методы борьбы. Совместно с Геббельсом он положил начало образованию террористических групп «Вервольф» (оборотней). Он категорически приказал взрывать все мосты на пути наступления врага, и горе тому, кто ставил под вопрос бессмысленную разрушительность подобного приказа. Конфликт между сложившимися условиями и несгибаемостью воли Гитлера стал невыносимым. Кульминация приближалась.

Когда нарушилась телефонная связь, он по радио приказал арестовать Геринга, укрывшегося в своем доме в Оберзальцберге. Геринг, целыми днями не получавший от Гитлера ни слова, телеграммой спросил: должен ли он готовиться стать его преемником? В те последние дни Гитлер исключил из партии Гиммлера, узнав, что тот по собственной инициативе поручил Шелленбергу прозондировать в Стокгольме возможность заключения мира. В конце концов он казнил офицера связи Гиммлера. Это был генерал ваффен СС Фегелейн, зять Гитлера.

Через два дня после его пятьдесят шестого дня рождения, 22 апреля, пришло сообщение о мощном прорыве русской дивизии к северу от столицы. Дух, который он до сих пор поддерживал только невероятными усилиями воли, теперь окончательно упал. Гитлер понял, что все потеряно, и хотел покончить жизнь самоубийством, но его отговорили военные из его окружения.

В последний раз его былая власть дала о себе знать, когда ночью он набросал финальный стратегический план, который, казалось, с самого начала был приговорен к провалу. Это был план отступления к Берлину некоторых армий, чтобы создать ядро обороны, которое станет препятствием на пути русских войск и позволит высвободить другие войска для атаки на русских с тыла.

По его приказу Верховное главнокомандование покинуло Берлин, чтобы руководить операцией с севера. Сам он с немногими сподвижниками остался в бункере канцелярии, очевидно, чтобы приготовиться к концу. С ним остался Геббельс, в последние недели переехавший в бункер и занявший с семьей две комнатки по соседству с жилищем Гитлера.

Теперь Гитлер напоминал человека, физически находящегося на последнем издыхании. Лицо его было белым как мел, а мешки под затекшими кровью глазами явно свидетельствовали о бессонных ночах.

Когда с мечтой о господстве почти пришлось распроститься и жизнь подошла к концу, он больше не думал о людях. Он оставлял их на произвол судьбы. Они больше не могли служить его авантюрным амбициям. Когда рухнули последние надежды, вместе с ними рухнули и идеи существования нации как исключительно героического процесса. Перед ним предстала собственная личная жизнь на ее самом смертельном и негероическом этапе. Последние дни Гитлер посвятил подготовке к уходу из жизни.