Двенадцать Месяцев. Декабрь (СИ)

Настя, настороженно вглядываясь в чернильную тьму, сделала осторожный шажок, надеясь, что сможет выйти хоть куда-то. Куда-то, где есть свет! Окружающее ее воздушное пространство странно давило, словно слегка „пружинило“, как-то нехотя пропуская через себя неожиданную путницу.

Ничего не понимая, окруженная непроглядной тьмой, девушка робко двинулась вперед, ежесекундно опасаясь врезаться во что-нибудь.

Сколько она так бродила, Настя понять не могла. Но холод, царящий в этом месте, медленно сковывал тело, доводя до полного онемения и безразличия ко всему. Все чаще мелькали мысли о том, что стоит остановиться, посидеть немного, а еще лучше — свернуться компактным калачиком и… уснуть.

„Пусть даже и вечным сном“, — странная апатия довлела над сознанием. Единственное, что не позволяло поддаться ей — испуг и не понимание происходящего.

Когда Настя все же остановилась, готовая остаться тут и бросить попытки найти свет, ей почудился чей-то всхлип горький. Поначалу девушка даже не обратила внимания на него, но всхлипы повторялись, становясь все громче и отчетливей. Замерев на месте, она прислушалась, пытаясь понять, где так надрывно плачут.

Наконец определив направление, откуда доносился звук, медленно побрела в ту сторону. Да только плачущий в этой кромешной тьме все никак не находился. Устало вздохнув, Настя остановилась и громко спросила:

— Кто плачет так надрывно? Покажись мне.

Ее слова словно командой послужили: плач стал еще жалостливее. Девушка уже отчетливо слышала, что это женский голос. Значит, не одна она здесь, еще есть в плену этом холодном и темном кто-то.

— Отзовись же, я не обижу тебя, — попыталась увещевать незнакомку Настя.

— Зачем ты заточила меня здесь? — неожиданно ответил ей дрожащий от горя девичий голос. — Мне так холодно и одиноко.

— Я? — недоуменно переспросила, нахмурившись, Настя.

„Самой бы понять, как тут оказалась. И где это „тут“!“

— Ты отказалась от света доброты чуткой и душевного тепла, меня в плену ледяном держишь, — опять разрыдалась собеседница невидимая. — Здесь так холодно, темно и страшно! За что ты так со мной?

— Да кто же ты такая? Покажись немедля! — не выдержала Настя.

А в следующий миг перед ней появилось пятно света, в котором стояла она сама, какой видела себя в зеркале! Только на руках перчаток не было, а глаза по-прежнему карим цветом искрились.

Анастасия, почувствовав страх безотчетный, резво назад отступила, во тьму холодную вернуться пытаясь.

— Не признала меня? — грустно улыбнулась поникшая девушка. — Все твои эмоции и чувства, душа твоя светлая… Все, что ты отринула, в темнице холодной закрыв, — все это я.

Вздрогнув, Настя обхватила себя руками за плечи, стараясь хоть так отгородиться от холода этого места. Осторожно обойдя по кругу ту, что стояла в коконе света, девушка искала хоть что-то, что могло доказать лживость слов „собеседницы“. Да только не было ничего такого… очевидного. Лишь теплый свет, льющийся в стороны мягкими потоками и причиняющий Насте необъяснимое беспокойство. А иногда, когда девушка слишком близко подходила к нему, и легкую опаляющую боль.

— Я не хотела этого, — вздохнув, призналась Настя, вновь встав перед лицом себя прошлой. — Да мне думается, что сейчас так лучше будет, нужнее.

— Нужнее, говоришь? — прошептала душа и, в отчаянии взмахнув рукой, уже громче сказала: — Смотри, разве это плохо?

А перед Настей, прямо в воздухе, появилось прозрачное марево, отображавшее картинки ее прошлого.

Вот она совсем маленькая гордо сидит на плече отца и смотрит представление кукольного театра. Заливисто смеется над приключениями игрушечных героев.

Вон она — пятнадцатилетний подросток мило краснеет, когда ее на танец приглашает понравившийся юноша. И уже восемнадцатилетняя Анастасия, весело смеющаяся со своими подружками. И столько радости в ее карих глазах, столько довольства жизнью, что кажется, девушка просто светится изнутри.

— Не спорю, хорошо было, — согласилась Настя, просматривая картинки-воспоминания. — Но родители погибли в результате нелепого несчастного случая, а тот парень через неделю уехал жить в другой город и так ни разу не написал и не позвонил.

— Ох, глупая, как же ты не понимаешь, что от боли никому не уйти! — сокрушенно покачала головой душа. — И тем ценнее становятся светлые и радостные воспоминания. А сейчас посмотри на самый сильный свой страх. Разве это не прекрасно и не стоит того?

И вот уже Настя смотрит на саму себя, кружащуюся в объятиях фантастически красивого мужчины посреди ледяного леса под волшебную музыку оживших льдинок. И столько нежности во взгляде Декабря-Месяца, обращенном на свою спутницу, что у Насти сердце сжалось от боли и тоски.

— Не хочу, убери! — не выдержав, резко отвернулась и простонала девушка, прижимая руки к груди.

— Хорошо, — покладисто согласилась душа, взмахом руки развеивая смущающую сердце картину. — Тогда это. Разве этот момент не прекрасен?