Двенадцать месяцев. Январь (СИ)

Думала девушка, что злосчастный сон не грозит ей в ближайшее время. Да только коварства силы темной не учла!

— Время… Время, время пришло! — внезапно заголосили со всех сторон.

И Милава сразу же поняла, в чем дело. Как пелена незримая сверху упала, окутывая паутиной навязчивой истомы, липкого желания спать. Только недавно говорила, что бодра она, а тут почувствовала, как в сон клонить начало.

Стремительно налетела тлетворная сонливость, серым безразличием разум окутывая, от мыслей всех избавляя. Как в темный омут с головой потянуло, окружая трясиной забвения, из которой, как ни трепыхайся, а не вырвешься!

Глаза сами собой закрываться начали. Словно манил ее кто, обещая покой и умиротворение, убеждая подчиниться, послушно заснуть и не мучить себя…

«Нельзя! Нельзя! Нельзя!» — забилось сердце в груди плененной птицей. Перед глазами, не отпуская и не развеиваясь, вопреки всему стоял образ беловолосого мужчины. Синие глаза смотрели яростно, не отпуская, не позволяя взора отвести, приказывая… Умоляя…

А за спиной Месяца совсем не снег Милаве мерещился, а вода. Серо-голубая и бесконечная, наполненная, казалось, светом и жизнью, как глаза того юноши, что когда-то в детстве помог ей зверька раненого излечить. И этот свет тоже подпитывал, не позволяя отвлечься, взгляд мысленный отвести, в темноту вязкую вернуться.

«Столько всего не сделано еще, — почувствовав нарастающую панику, подумала девушка. — Не рассказала я Месяцу о подозрениях своих. Да и прослужила у него всего ничего. Не могу представить, что не свидимся мы больше! Не хочу умирать! А тем более становиться кормушкой для колдуна. Не бывать этому!»

— Держись, Спутница, — еле слышно, словно угадав мысли девичьи, прошелестела старуха. — Ты теперь единственная наша надежда.

Но есть ли силы у девушки держаться?! Никто из окружающих ее душ и представить не может, насколько Милава не готова к подобному. Как непривычно для нее само существование магии темной, как трудно решиться и поверить в силы свои. В свою значимость для этих обреченных.

Всегда Милава избегала такой ответственности — душевной склонности, близости сердечной, страха не за себя, а за тех, кто дорог. И что сейчас? Все это обрушилось в один миг, заставляя решиться на что-то. Вот знать бы еще, на что?

А голоса словно отдалялись, иссякали. Тьма становилась молчаливой, предрекая Спутнице единственный исход — бездну забвения.

«Не зря так старался Январь колдуна темного найти. Не должно такое чудовище существовать в мире живых».

Оставшись в одиночестве в кромешной тьме, Милава продолжала сопротивляться насланному сну, но глаза упрямо закрывались.

«Нельзя! Надо помнить!»

И думать. Это единственное, что было сейчас доступно ее бестелесному сознанию, единственное, что не позволяло скатиться в смертоносную дрему. Она представляла, как, сжав голову руками, начинает раскачиваться из стороны в сторону, а затем и вовсе плавала во тьме, лишь бы не поддаться. Перетерпеть и выстоять!

И не важно, что все это было недоступно ее сущности, но мысленный образ был единственной связью с утраченным телом. Той ниточкой, которую Милава отчаянно страшилась оборвать. Ниточкой, связывающей ее с жизнью! С самой собой!

— Надо было спросить, сколько все это будет длиться, — выделывая замысловатые кульбиты и при этом страшно зевая, разговаривала сама с собой девушка, думая только о голубых глазах Яромира. — Только дайте выбраться отсюда, я этому колдунишке все зубы пересчитаю! И даже не посмотрю на то, что он раза в два больше и шире меня!

А тьма давила усталостью, манила негой, обещала покой.

Вскоре и эти мысленные прогулки ее спасать перестали. Сонливость обволакивала все сильнее, и Милава поняла: еще чуть-чуть и сдастся она, потеряет связь со своим телом, которое осталось лежать в зимнем лесу.

Тускнел облик Месяца, размываясь в памяти, словно дымка тумана, редеющая с приходом утра, таяли картины прошлой жизни. Пропадали краски мира живого, теряли остроту эмоции и ощущения, присущие жизни. Безразличная серость и пустота сна занимали их место.

— Милава, не спи! — неожиданно потребовал громкий голос.

Откуда ни возьмись в недрах тьмы вспыхнуло слабое свечение. А на его фоне четко виднелась человеческая фигура. Мужская фигура. И словно застонала, протестуя, тьма вокруг. Застенала яростно, загудела вихрем смертоносным, за жертву свою в борьбу вступая. Не желала магия темная Милаву из лап одинокого холода выпускать, огонек этот вспыхнувший всеми силами погасить стремилась.

Но девушка, увидев надежду на спасение, уже устремилась навстречу согревающему теплу.

— Кто вы? — спросила она, совершенно не испугавшись. Незнакомец, наоборот, приказал не спать, значит помочь хочет. — Вы пришли меня спасти?

— Прости, доченька, все, что я могу, так это не дать уснуть тебе, — повинился мужчина, с грустью глядя на Спутницу.

Не поверив услышанному, девушка некоторое время потрясенно молчала, вглядываясь в такие знакомые по фотографиям черты лица. Вот уж с кем свидеться не предполагала!

— Папа? — тихо прошептала она, так до конца и не поверив собственным глазам.